Луи Арагон – цитаты и высказывания

В нашей опере жизни со всеми другими певцами и с их голосами я песню сплетаю свою.

Я вспоминаю пустынную деревню
Там на плече обугленной горы
Я вспоминаю о твоём плече
Я вспоминаю о твоих локтях
Я вспоминаю о твоём белье
Я вспоминаю о твоих следах
Я вспоминаю город без коней
Я вспоминаю о твой погасший взгляд
Моё пустое сердце,
Труп Мазепы с которым конь скакал

Откроем мир с другой главы
Для женщины и для любви
Рожден мужчина Он изменит
И жизнь и смерть Любовь живи Я славлю пары воцаренье
Союз двоих где низших нет
Где пополам и страсть и хлеб
Двоих бессмертное цветенье

Уменье жить в самоотдаче
Отдай себя не смей иначе
Отдай свой хлеб пусть ест другой
И к хлебу душу дай в придачу
И победив в борьбе с собой
Себя раздав без сожаленья
Не ожидая награжденья
Уйди как и пришел — нагой

Вдвоём плюём вдвоём
На всё, что я с тобой любил
На всё, что я с тобой любил вдвоём
Представь суть слова этого вдвоём
Вдвоём как вальс и я сегодня вижу
Все тени пробежавшие меж нами
Никчёмный диалог опустошённых стен
Нисчесть запретных мест возможно Фолиньо
Овернь или Бурбуль
Названья приглушил отдалённый гром
Вдвоём плюём на всё это плюём
На все прогулки в легковых такси
Ведь что-нибудь должно ещё остаться
Хоть что-нибудь
Что нас соединяло
На всё плюём

Однажды вечером будущее становится прошлым.
И тогда оглядывается назад — на свою юность.

Вы говорите от себя мои слова
Был, Приходил, Любил, Ласкал
Ждал, Караулил скрип ступенек
Ох это буйство, эта одержимость
Я караулил, ждал в засаде
В досаде готовый умереть от ожиданья
На улице молчанье острило карандаш
Такси пророкотало и уплыл куда-то рокот
Я ждал, я караулил приглушённые голоса
Перед дверьми вникал в язык дверей
Стерёг все шёпоты домов
Знакомые предметы и приметы
Ждал призрака, ждал появленья
Ждал каких-то беглых каторжников Ждал
Ждал Боже правый Ждал
Нежданный весь в поту
Нет, нет глупец
Тупица
Неслышными шагами по мягкому ковру
Вхожу с трудом
Любил, любил, любил ли ты и не знаешь как
Любил, в прошедшем времени Любил
Любил, Любил, Любил, Любил
Ох, это буйство

Что б я был без тебя, кто б пошел мне навстречу.
Что б я был без тебя, сердцем, спящим в скале.
Как без стрелок часы, на которых все вечер,
Что б я был без тебя, только шепот во сне.

О конечно, конечно вы скажете мне, что так было всегда и так будет вовек,
Но отвечу, ведь были же люди, которые пальцы живые свои шестеренкам подставили, чтобы
Хоть немного разладился этот порядок вещей, к человеку исполненный злобы.
Не имеет, отвечу вам, права на покорность судьбе человек.

Но борьба ни на миг затихать не должна, пораженье на пользу герою.
Верь в победу и знай, что ты нужен другим и доверье читай в их глазах.
Грандиозные вещи свершались пред нами, временами внушая нам страх.
Ибо заранее знать, где добро и где зло очень трудно бывает порою.

Малыши под окном, гомонящие дети, подростки, у меня к вам великая жалость.
Вижу всё я, что вам предстоит, вижу горе и кровь и печали.
Вы из наших ошибок уроков не извлекли, да и мы ничему не сумели заранее вас научить.
И за всё, буквально за всё ту же цену, что нам, вам тоже придется платить.

И не знает никто, как сюда он попал, как он здесь оказался, может быть, это все ему снится.
Холод мучит одних, голод мучит других и тревогой отмечены лица.
И порой возникают из мрака монархи безликие и обитатели замка перед ними падают ниц.

О, время праздника и время превращений,
Май неразгаданный, июня кровь и прах.
Мне не забыть вовек о розах и сирени,
О тех, кого весна несла в своих руках. Самообмана дни — они ни с чем не схожи,
Мне не забыть вовек толпу, снопы лучей,
Жужжание машин, и воздух в жаркой дрожи,
И Бельгии дары, и взор не знаю чей, И торжество побед — хоть не было сражений,
Кармин раскрытых губ — хоть крови вкус и прост,
И тех, кто на смерть шел в кипении сирени,
На башне танковой поднявшись во весь рост.

Ты подняла меня, как камешек на пляже,
Бессмысленный предмет, к чему — никто не скажет.
Как водоросль на морском прибое,
Что, изломав, земле вернуло море,
Как за окном туман, что просит о приюте,
Как беспорядок в утренней каюте,
Объедки после пира в час рассвета,
С подножки пассажир, что без билета.
Ручей, что с поля зря увел плохой хозяин,
Как звери в свете фар, ударившем в глаза им,
Как сторожа ночные утром хмурым,
Как бесконечный сон в тяжелом мраке тюрем,
Смятенье птицы, бьющейся о стены,
След от кольца на пальце в день измены,
Автомобиль, на пустыре забытый ночью,
Письмо любви, разорванное в клочья,
Загар на теле — след исчезнувшего лета,
Взгляд существа, что заблудилось где-то,
Багаж, что на вокзале свален кучей,
Как ставень, хлопающий и скрипучий,
Как ствол, хранящий молнии ожоги,
Как камень на обочине дороги,
Как рев сирены с моря, издалека,
Как боль от яркого кровоподтека,
Как в теле много лет воспоминанье
Про лезвия холодное касанье,
Как лошадь, что из луж старается напиться,
Подушка смятая, когда кошмар приснится,
Гнев против солнца, крики оскорблений
За то, что в мире нету изменений.
Ты в сумраке ночном нашла меня, как слово,
Как пса, что носит знак хозяина другого,
Бродягу — он был рад теплу ночного хлева,
Из прошлого пришел он, полный гнева.

Был я молод и мне говорили что скоро наступит всеобщего счастья пора
Ах как верил я в это как верил и вот я старик и скоро разверзнется яма
Возраст юноши как непокорная длинная прядь на глаза налезает упрямо
Возраст старости жидок и короток короток короток лишь бы дожить до утра

В сугробах мир поблек, обмяк.
Вдруг замерли деревья, зданья,
Бесцветные, как воздух, как
Бесцветное воспоминанье,
Когда пришло — но в нем рвалось
Из строчек чувств больших дыханье —
Письмо, печальное до слез,
Письмо, печальное до слез.
<...>
Жена, мой луч и мой родник,
Зачем в письме такая горечь,
Ведь я люблю, зачем же крик, —
Так судно, тонущее в море,
Зовет и мучит дальний зов,
Который ветры на просторе
Глушат шуршаньем рифм и строф,
Шуршаньем всех своих грехов.

Я хочу эти строки писать, чтобы сердца набат в них гудел,
Петь хочу вдохновенно и щедро себя самого обгоняя, срывая дыханье и голос.

Холодное струится пламя
Пылает немо звездопад
А ночь исходит соловьями
А соловьи в ночи звенят
<...>
Мани́т нас бог и дьявол дразнит
Мы миром мазаны одним
Страшнее не придумать казни
Чем та какой себя казним
И в будний день и в светлый праздник Чем та какой казним себя
То богохульствуя то веря
То издеваясь то скорбя
В себе то ангела то зверя
И ненавидя и любя

Мой удел сочинять безоглядно стихи на созвучьях себя распиная,
Неподкупной цензуры ножом разрезая строку наугад.
Я чрезмерность мою влить в размеренность мерную рад,
И по жизненной мерке кроится моих вымыслов странных одежка чудная.

Разум мой тщетно подчеркивает и осуждает диктатуру чувственности.

Функция гения заключается в том, чтобы доставлять мысли, которые через 20 лет станут достоянием кретинов.

Ничто в этой жизни не бывает точно таким, каким мы себе представляем.

Разрежьте сердце мне — найдёте в нём Париж!

Украшением нашего века являются яркие имена поэтов. В Англии — это Киплинг, во Франции — Аполлинер и Элюар, в Германии — Рильке, в Испании — Гарсиа Лорка, в России — Маяковский и Есенин, в Армении — Чаренц и Исаакян. Каждый раз, когда гаснет одно из этих светил, кажется, что тьма покрывает мир.

Эротическое влечение — это худшее из зеркал. То, как отражается в нём твоя сущность, заставляет содрогнуться.

Долой законы для бесправных
Да озарится праздник равных

Зима похожа на разлуку,
Зимой кристаллы льда поют,
И холод вин рождает скуку,
И звуки медленно текут,
Овладевают мной, и плещут,
И, как часы, всё бьют и бьют,
И стрелки времени скрежещут,
И стрелки времени скрежещут.

О, женщина! Нам сердце ты истеребила в лоскуты,
И сохранились в нём одни сухие, мёртвые цветы
Да свет притонов в тех садах владений Калиостро. Какой-нибудь случайный миг остался в сердце навсегда:
Акаций острый аромат, и Сены тёмная вода,
И еле слышный гул метро под низким сводом моста.

Оптимизм — вот роскошь великих людей. (Оптимизм — вот богатство великих.)

Я объясню запах форм переходящих,
Как песня по белой бумаге легла
И отчего лист так легок дрожащий,
А ветка дерева так тяжела.
Знаю я цену яркому свету.
Средь бедствий эпохи стоит мой эскиз.
Мы ждем. Надежда в глазах. И про это
Грядущему скажет Анри Матисс.

Я был одним из тех, кто свято верил, что стоит изменить систему распределения благ, чтобы исчезли кражи, убийства и несчастная любовь.

Я сделаю из слов бесценные букеты -
Такие в дар кладут к подножию мадонн -
И подарю тебе прозрачность анемон,
Веро?ник синеву, сирень и первоцветы,
И пену нежную на ветках миндаля -
На майских ярмарках они чуть розовеют, -
И чаши ландышей — за ними мы в поля
Пойдём, когда… Но тут слова в цвету немеют,
От ветра этого ссыхается земля,
Цветы теряют цвет, фиалки глаз тускнеют
Но буду для тебя я петь, пока волной
Стучится в сердце кровь и наполняет вены.
«Всё это тру-ля-ля», — мне скажут, но смиренно
Я верю: радугой над светлою вселенной
Взойдут слова, что я, простой, обыкновенный,
Твердил тебе, и ты одна поймёшь, — нетленны
Лишь потому любовь и солнце над землёй,
Что осенью, когда весна была мечтой,
Я это тру-ля-ля спел, как никто другой.

Ни в чём не властен человек.
Ни в силе,
Ни в слабости своей, ни в сердце.
И когда
Открыл объятья он, — за ним стоит беда,
Прижал к своей груди — и губит навсегда.
Мучительный разлад над ним раскинул крылья.
Счастливой нет любви.
<...>
Нет на земле любви, не знающей страданий,
Нет на земле любви, чтоб мук не принесла,
Нет на земле любви, чтоб скорбью не жила,
И к родине любовь не меньше мне дала, чем ты.
И нет любви без плача и рыданий.
Счастливой нет любви, но в нас она живёт,
И мы с тобой любить не перестанем.

На минуту на минуту
Серебра не пожалейте
Музыкантов позовите
Пусть сыграют нам на флейте Пусть еще раз проиграют
Музыку любви моей
Прежде чем вдали растают
Шорохи последних дней