Лев Юрьевич Новожёнов – цитаты и высказывания

Возле ограды местного храма лежал пьяный, оскорбляя чувства верующих, тоже желающих нажраться вусмерть.

Больше всего я не доверяю людям, которые нас убеждают, что они ***ец какие честные.

Лично я завидую Серебренникову. Он стал Мейерхольдом при жизни. Жертва кровавого режима. И ещё такой молодой! А посидеть — так и Сталин с Лениным сидели. Вся эта история обеспечила ему будущие гонорары на всех сценах мира. Лимонов кусает локти. Малахов тихо плачет в гримерной. Солженицын переворачивается в гробу. Бродский!... Ну что Бродский? Не о чем говорить.

Для того, чтобы считаться настоящим москвичом, мало не любить Собянина. Надо ещё носить шляпу и не знать, как куда пройти.

Не понимаю, почему некоторых людей однополые браки волнуют больше, чем разнополые разводы.

И только с годами понимаешь, что неважно, какой у тебя автомобиль, а чтобы было куда ездить и где тебя ждут. Я, конечно, не имею в виду следственный изолятор.

Большинство людей любят читать то, что им хотелось бы подумать, но никогда не приходило в голову.

Любовь — это когда человек вам всё равно нравится, несмотря на то, что вы с ним живёте.

Чем отличается настоящий историк от не-историка? Историк никогда не будет говорить об истории после работы. Его и так от неё тошнит.

Я всегда думал, почему в сказках этот кретин должен загадывать обязательно три желания. Почему бы ему не загадать всего одно желание — чтобы все его желания исполнялись.

В дискуссии всегда побеждает тот, кто большее количество раз назовёт соперника идиотом.

Поймал еврей золотую рыбку.
— Еврей?
— Еврей.
— Тогда тебе и так хорошо.
Махнула хвостом и уплыла обратно в синее море.

Они родились и выросли в Париже. Среди красоты и искусства. Они как раз от рождения были там, куда стремятся все малоразвитые страны. Не буду их называть, чтобы никто не обиделся. И вот они выросли рядом с луврами и монпарнасами, взяли в руки автоматы и пошли убивать, и не кого-нибудь, не бойцов и не бэтмeнов, а расслабленных интеллигентов, некоторых — стариков, с карандашами и фломастерами в руках. Вот в чём вопрос, и ответа на него я не нахожу.

Оказалось, что внедрить в головы идею комфорта в обмен на смирение невозможно.

Море — как законная жена. Когда оно всё время под боком, хочется искупаться в речке.

Как хорошо было совсем недавно, когда во всём были виноваты евреи! Я уже начинаю тосковать по тому времени.

А у нас здесь плохо. Но не очень. Хотя всё и ***ало.

Сейчас такое сложное время, что и не знаешь, какую национальность лучше взять для лучшей жизни. Мечешься, мечешься для лучшей жизни.

Свобода — это самое жуткое состояние. Это когда никто тебе не говорит, почему ты пришёл так поздно и что курить в доме нельзя. Ужас! Нет-нет, не хочу.