Илина Понамарева – цитаты и высказывания

Мне хочется, чтобы моя творческая жизнь была похожа на коробку. Коробку со смыслами. Раньше это была коробка с бабочками. Мне везде виделись чудеса, и я не понимала, что главное чудо — увидеть в человеке суть его души и передать ему письмо. О том, что я вижу и слышу, как он во мне отзывается. Мне нравится записывать их вручную на белые, ровные листы бумаги, паковать в конверты, иногда прикладывая тематические фотографии, и класть в свою коробку смыслов.

Мне очень хочется сказать о каждом, с кем жизнь создает для меня пересечения — те слова, что рождаются внутри. Хочется показать, как красив этот человек для меня — о том, в чем возникло созвучие. Но... То ли бег времени постоянно выхватывает ручку из рук, то ли страх, что это никому не нужно, забирает энергию из этих слов, в повседневные дела и в гонку по кругу.

Скребётся грусть в моё окошко
И хочет в Душу мне пролезть;
Луна с небес как будто брошка
Сверкает – золотая жесть.
Зову любовь из тихих улиц,
С полей, с лесов её зову…
Луна горбатая нахмурясь
Как брошка светит в синеву.

Атмосфера света и цветочных лепестков. Нарастающий аромат духов: легкая нота, еще одна, запах жасмина, розы, пиона и моря, морского бриза. Сложносочиненная мелодия. Вначале тонкая нота, звенящая струна. Потом аккорд. Потом охапка солнечных лучей — и входишь ты.
Перед тобою — цветочный букет, даже если руки твои пусты. Поэтому всегда хочется подарить тебе цветы, это то, что я вижу в твоей картине всегда. За тобой — легкий морской ветерок, скорее, как послевкусие улыбки.
Если собрать все вместе, то это большой цветущий куст, и отдельные лепестки, каждый по отдельности — твои улыбки и слова. Цвет — белый, жемчужный, розовый и нежно-голубой. Все залито солнцем. И еще жемчуг, где — то по краям картины. Капельками, как роса после дождя.
Ранимость и решительность одновременно. И в зависимости от фона, усиливается то одно, то другое. То цветочное звучание — и тогда это музыка Моцарта и цветы. То вдруг что-то причиняет боль твоим цветам — и музыка становится решительной, с легким наступлением вперед. Цветы заслоняются музыкой, чтобы не быть сломанными.
Есть ощущение, что то, что снаружи — лишь малая часть того, что внутри. Внутри целый ковер из цветов, и все они поют, все имеют голос. Нежный цветочный хор, лепестки шелестят и издают мелодию. Я ее слышу. Хочется сказать тебе о ней, но у меня нет столько слов. Цветочный хор звучит, и я хочу понять: слышит ли кто-то еще эту музыку, как слышу ее я? Слышишь ли ее ты?

У каждого здесь есть свое звучание. Своя мелодия, наиболее часто повторяющаяся. Своя тема в этой мелодии. И в этой теме — свои детали, яркие и характерные изгибы бытия, запечатленные особым образом на невидимом глазу носителе.
У кого-то звучание тихое, еле слышное. Чтобы вслушаться, надо приложить усилие. Иногда получается это сделать спонтанно, а иногда, чтобы понять, что это, приходится напрягать слух и внутреннее чутье.
У кого-то — двойное. Два послания в одном, и они могут, как волны, сменять друг друга, проступая то вместе, то попеременно.
У кого-то — неясное. Точнее слышится одно, но видится другое. И тогда сложнее всего наладить диалог или найти то общее, из чего он может родиться.

Передо мною — диковинная розово-молочная лилия. Не совсем та, что я часто вижу в цветочных магазинах. Скорее, это редкий ботанический сорт, кем-то выращенный нарочно, это плод чьих-то рук, а не случайно выросший цветок у моря.
Лилия изыскана и изящна, но при этом словно напряжена. Белесо-розовые лепестки покрыты невидимым воском. Тычинки причудливо переплетены, и, если приглядеться, чуть прикудрявлены на концах. В середине цветка, ближе к его сердцевине — причудливые узоры пятнышек, полосок, легчайшей слой золотой пыли с тычинок покрывает внутреннюю поверхность.
Лилия статична. Она красива, она ароматна, но она как бы замерла в невидимом постановочном кадре. Хочется не смотреть, а рассматривать. Внимание к деталям, но сам цветок... словно обездвижен. При этом лилия активно источает аромат, приятный, но дурманный, и долго вдыхать его сладковатые ноты сложно — кружится голова. Лучше любоваться издалека, чуть поодаль, и не напрямую, а исподволь.
Лилия привыкла, что она украшает все вокруг. Что ее ставят на видное место, чтобы она производила впечатление. И она его и вправду производит. Только вот нравится ли это само лилии, никто не знает. Потому что лилия молчит и пахнет, красиво стоит и украшает все собою, но словно не может... найти себе в жизни применение. Ведь и украшать можно по-разному.
Можно быть лилией в руке ангела из Благовещения, что поведал Богородице, что она скоро родит сына Божьего, Христа. Та лилия скромна и светится белизной, символизирующей радость цветка принести благую весть.
Можно украшать собою иконы в храмах, и видеть, как в полумраке церкви мимо тебя проносятся лица, склоняющиеся к образу. Видеть эти лица и эти образы, быть с ними, являть собою иную красоту — таинство.
Можно быть лилией на пруду, украшая собою водную гладь озера. И тогда огромное водяное зеркало будет подчеркивать лесную красоту, распустившуюся из глубины воды прямо навстречу лучам солнца.
Можно расти у беседки, слушая неспешные ночные разговоры: друзей, возлюбленных, учеников и учителя. Чтобы, глядя на лепестки, люди думали — как же много в жизни есть красивого, и этот цветок тому подтверждение.
Но по любому выходит, что эта лилия — не просто цветок. Она словно специально создана для оранжерей, усилием невидимого садовника. Она знает о своей красоте и миловидности, но ей этого мало. Ей хочется быть настоящей — цвести не для услады чьих-то глаз, а для какого-то особого, только ей известного смысла.
А пока что своей красотой она радует глаз, своим ароматом наполняет залу, и ждет момента, чтобы кто-то обратил внимание не только на ее видимое великолепие, но и на ее внутреннюю суть.

“Ты что? Неужели плачешь?
Илинка, не плачь, перестань,
Вытри глупые слёзы,
Возьми, вот, платок.
Скачешь
Среди загадочных звёзд.
Остынь.
Отстань от кометы
С хвостом золотым,
Забудь свои грёзы,
Забудь, посмотри,
Видишь, исток?
Это любви огневеющий хвост,
Вынь
Из него одну искорку,
Маленькую, горящую,
Самую настоящую
Как дым…”
Так для меня
Пела Она,
Воспевая
Уходящую
Последнюю как я луну.

Кто ты, мой странник вечных блуждений,
Тенью скользнувший в Душу пустую,
Снёсший погасший шёпот суждений,
Факел, зажённый в минуту святую?
Кто ты, так часто ветром гонимый,
Снегом присыпанный стебель зелёный?
Кто ты, забытый, неуловимый,
Песней затихшей миг окрылённый?
Кто ты?…

Источник таинств, как мир бездонный
Меня позвал.
Покой душевный, весь зыбкий, дремный
С собой забрал.
И, глядя в бездну, Душа рванулась
Как птица ввысь.
Зачем, о Боже, она проснулась -
Душа, вернись!
Но нет ей дела до страхов скучных,
Проблем, долгов,
Она взлетела и выше тучек, и облаков!
Забыв при этом, что беззащитна,
Как дым теперь,
Забыв, что слишком, увы, открыта,
Ветрам потерь.
B на закате, запутав крылья,
В чужой силок
Она попала, покрывшись пылью
Былых дорог...
Что толку спорить, что виновата
Она сама?
Сама взлетела, сама упала,
Сама права?
Вот только страшно, а вдруг ей снова
Взбредет взлететь?
Быть может лучше, не дать ей слова
И силы петь?
Но как тогда же, Душе-певунье
На свете жить?
Молчать, забывшись, и в полнолунье
По волчьи выть? Достану тихо, прижму, лаская
К своей груди...
Подброшу в Небо - Лети, родная!
Давай, лети!

Надеюсь, что со временем, я смогу быть более щедрой и честной, больше писать и меньше боятся. Ведь, как показывает опыт — каждое письмо — начало какого-то нового сюжета. Между мною и адресатом. Между адресатом и его внутренним миром. Между нашими мирами и смыслами. А значит, это важно…

Утонченность, прозрачность, свет и тепло. Тонкое восприятие мира, хрупкие настройки души. Пастельные оттенки звучания — от нежно охровых до бело-кобальтовых, цвета пульсирующей жилки на виске.
Страшно разбить, страшно ранить. Есть ощущение, что сильные эмоции могут покачнуть хрупкость и красоту этого нежного мира. Хочется услышать, как преломляется большой и громкий мир в этом звучании, какая будет мелодия. Мне слышится, что это — стеклянное, нежное, переливчатое, с небольшими металлическими нотками звучание.
Я пытаюсь услышать историю, но не слышу. Пытаюсь заглянуть за улыбку. Там, внутри, есть заветная дверца. Там свет, теплый и светло-золотистый, и в нем хорошо видны небольшие и красивые предметы и явления: колышется ковыль (белесая трава, похожая на пушок младенца), теплится закат, небольшие травки, покоряющие своей красотой, клонятся на невидимом ветерке, тихие птицы сидят на ветвях и изредка поют свою ласковую летнюю песню.
Все это словно ждет чего-то, или кого-то. Ждет момента, чтобы ожить, расправится. Чтобы сказать или спеть какую-то другую мелодию.
Но пока что это безмолвие (которое вовсе не молчание, но скорее песня без слов) — оно разлито в этом мире, и нотка ожидания (чего или кого — не знаю) звучит аккордом, с нарастанием, в ожидании вступления мелодии...

Кто ты – страстный демон или птица?
Хищны и нежны твои глаза…
Как сама вальяжность, злая львица,
Сине-виноградная лоза,
Фрейлина забав и обещаний,
Бабочка на призрачном свету:
Сколько же обетов и прощаний
За тобой кануло в пустоту?
Вечная незримая загадка,
Сфинкс и море – всё в тебе одной,
Или больно, или слишком сладко,
Как мираж, дарующий покой…