Казнить захочешь, так казни!
Но все ж, господь, повремени... О, ради звонкого светила,
и бабочки золотокрылой,
и ради трели соловья,
и придорожного репья,
и ради рощи апельсинной,
и роз, и звезд на небе синем,
и ради сумрачной сосны,
и перламутровой волны,
и ради губ, как вишня, красных,
и ради глаз больших и ясных...
меня казнить повремени!
…Но коль захочешь — то казни...
Ты меня не догонишь, друг.
Как безумец, в слезах примчишься,
а меня — ни здесь, ни вокруг. Ужасающие хребты
позади себя я воздвигну,
чтоб меня не настигнул ты! Постараюсь я все пути
позади себя уничтожить,
ты меня, дружище, прости!... Ты не сможешь остаться, друг...
Я, возможно, вернусь обратно,
а тебя — ни здесь, ни вокруг.
Я просто сказал однажды —
услышать она сумела, —
мне нравится, чтоб весною
любовь одевалась белым. Глаза голубые вскинув,
взглянула с надеждой зыбкой,
и только детские губы
светились грустной улыбкой. С тех пор, когда через площадь,
я шёл на майском закате,
она стояла у двери,
серьёзная, в белом платье.
Бездна одиночества одна.
И один идёшь к ней издалека
одиноко, как одна волна
в одиноком море одинока.
То, что стелется, — туман,
а не река.
И волна его растает,
как тоска. То, что реет, — это дым,
а не крыло.
Он редеет — и становится
светло. То, что мучит, — не душа,
а только сон.
И всё тёмное развеется,
как он.
Женщина рядом с тобой —
музыку, пламя, цветок —
всё обнимает покой. Если с тобой её нет,
сходят с ума без неё
музыка, пламя и свет.
... И я уйду. А птица будет петь
как пела,
и будет сад, и дерево в саду,
и мой колодец белый. На склоне дня, прозрачен и спокоен,
замрет закат, и вспомнят про меня
колокола окрестных колоколен. С годами будет улица иной;
кого любил я, тех уже не станет,
и в сад мой за беленою стеной,
тоскуя, только тень моя заглянет... И я уйду; один — без никого,
без вечеров, без утренней капели
и белого колодца моего...
А птицы будут петь и петь, как пели.
Под вечер осенний ветер
сорвал золотые листья.
Как грустно деревьям ночью,
как ночь эта долго длится!
<...>
Я нежно шепчу деревьям:
не плачьте о листьях жёлтых;
весной заклубится зелень
на ветках, дотла сожжённых.
Но грустно молчат деревья,
скорбя о своей потере...
Не плачьте о жёлтых листьях:
и новые пожелтеют!
У хрупкого хрусткого ветра
цветочный и солнечный вкус...
Какой удивительно грустный
ветра и сердца союз! Уже начинается осень;
лирический бард — соловей -
оплакал багряные листья
средь колких, как солнце, ветвей. Дождит временами. Всё чаще -
всё слаще! — любовный озноб,
и женщины призрак знобящий
не выгнать из яви и снов. И плоть уже стала не плотью:
она, как морозный цветок,
при вспышках желанья теряет
за лепестком лепесток.
Коснуться плеча,
коснуться волны,
коснуться луча,
коснуться стены. Поверхность души
под ласкою рук.
Касание струн
и вечность вокруг.
Бескрайняя, жгучая, злая
тоска по тому, что есть.
По вершинам деревьев пойду
и тебя уведу. Как под ветром вершина меняет цвет,
так и в любви постоянства нет,
ветра порыв, случайный каприз -
возникли и сникли любовь и лист. По вершинам деревьев пойду
и сам пропаду.
Полночь, спасибо! Всё замолкает...
Отдых какой, отрада какая! Бриз над полями тихо летает.
Дышит спокойствием даль морская...
В небе застыла звёздная стая,
трепетно-белая и золотая... Полночь, как славно! Всё замолкает...
Ты подлинней весны и ты пьяней,
ты роза истины в конце скитанья,
лужайка сокровенная и ранний
благоуханный ветерок с полей. Каким покоем дышит мир вечерний.
Источник нежности, твой смех струится,
и мы с тобой единый силуэт.
Явилась чёрная дума,
как будто бы птица ночи
в окно среди дня влетела. Как выгнать её — не знаю! Сидит неподвижно, молча,
цветам и ручьям чужая.
Утешаются сосны
дождями; розы -
листвой зеленой; а мужчина -
женщиной, звездами,
апельсином?..
По закатному золоту неба
журавли улетают... Куда?
И уносит река золотая
золоченые листья... Куда?
Ухожу по жнивью золотому,
ухожу и не знаю — куда?
Золотистая осень, куда же?
... Куда, золотая вода?
... Чёрный ветер, а в чёрном ветре
ледяная луна бела.
Я бреду по дороге — мёртвый,
в сонном свете, но наяву;
и мечтаю, мертвец, о жизни,
безнадёжно немой, зову
тех, кто сделал меня безгласым...
Пусть искусаны до крови
мои губы, но снова красной
стала кровь моя от любви.
Сердце требует возрожденья,
тело — сильных и нежных рук,
улыбнуться мечтают губы
и, прорвавши порочный круг,
искупить проливные слёзы
всех изведанных мною мук.
Только разве отпустит сердце
глубочайшая из могил?
Завтра год, а быть может — больше,
как его я похоронил.
Холодок сентиментализма.
Чёрный ветер. Луна — бела.
В эту Ночь Всех Святых повсюду
причитают колокола.
Не забывай меня,
нечаянная радость! Чему когда-то верилось — разбилось,
что долгожданным было — позабылось,
но ты, неверная, нечаянная радость,
не забывай меня! Не позабудешь?
В сплетенье тончайших бесчисленных нитей
душа моя с плотью твоею, любовь,
и душа твоя с плотью моей.
Не будь же слеп!
Не поцелуй руки,
Целуя хлеб.
Человек стремится, быть может,
к иному небу.
И всё же, всё же —
к любви...
Свет маяка —
словно вздох ребёнка, который
почти что бог — до нас едва долетает.
... Какие просторы!..
И мнится мне,
что зажжен маяк не для морей зловещих,
а для вечности вещей.
Мы думали, что всё на свете
Забвенье, щебень и зола…
А в сердце правда улыбалась
И часа своего ждала. Слеза — горячею кровинкой
на белом инее стекла…
А в сердце правда улыбалась
и часа своего ждала.
Что с музыкой,
когда молчит струна,
с лучом,
когда не светится маяк? Признайся, смерть, — и ты лишь тишина
и мрак?
Это дерево с ветхой листвою
стало солнечным шаром литым, -
это дерево скорбное стало
склепом мертвенным… и золотым. Приготовилось к смерти спокойно,
примирилось уже, что мертво…
Два томительных месяца муки
позлатили страданья его.
О разум, дай
мне точное название вещей!
... чтоб слово мое стало
самою вещью,
воссозданной душой моею вновь.
... чтоб те, которые вещей не знают,
через меня бы познавали вещи,
чтоб те, которые о них забыли,
через меня о них бы вспоминали,
и даже те, кто любит эти вещи,
через меня б их постигали снова...
О разум, назови
мне имя точное своё,
его, моё, вещей!
Пришёл, как жизнь, короткий,
прощальный, тихий вечер.
Конец всему родному...
А я хочу быть вечным! Листву в саду кровавя
и душу мне увеча,
пылает медь заката...
А я хочу быть вечным! Как этот мир прекрасен!
Не задувайте свечи...
Будь вечным, этот вечер,
и я да буду вечен!
Мы спим, и наше тело -
это якорь,
душой заброшенный
в подводный сумрак жизни.
Это не ты среди камыша
журчишь, вода золотая
речная, — это моя душа. Это не птица, спеша
к радуге зеленокрылой, крылья
раскрыла — это моя душа. Это не ты, сладко дыша,
стала под ветром розовоцветной,
ветка, — это моя душа. Это не ты течешь из ковша
заката, песенный ливень
неодолимый, — это моя душа.
Полнолунье наполнено запахом розмарина.
Над морем прозрачным и необозримым
соцветья созвездий горят серебром старинным. По белым холмам нисходит весна в долину.
О сладость мёда, о бриз, пролетевший мимо!
По лугам бы помчаться в порыве неодолимом! Поле — в глазури, в лазури — небес глубины.
И жизнь становится сказкой неповторимой,
и бесшумно ступает любовь по тропе незримой.
Конь, черноты чернее,
вынес из моря, впрягаясь в волну,
женщину — белую белизну. И помчалась по пляжу
округлость нагая,
переплетая белый и чёрный цвет. И, словно собака,
волна, округлая и тугая,
не отступая, не отставая,
на мокрый песок набегая,
катилась за ними вслед.
Солнце скользит по-иному
по этому склону чудному,
которому нет конца.
Поэтому я чудной. Дурацкой судьбе покорный,
иду по тропе неторной,
которой нету конца.
И никто не идет со мной. Всё у меня наизнанку,
начинается ночь спозаранку,
и нету ночи конца.
Поэтому я иной. Никогда — для меня сегодня.
Чужбина — моя преисподня,
которой нету конца.
А жизнь идет стороной.
Сайт TOP100VK.COM НЕ собирает и НЕ хранит данные. Информация взята из открытых источников Википедия