Хранители (Watchmen) – цитаты и высказывания

— Что стало с американской мечтой?
— Что стало с американской мечтой?! Она стала явью. Разуй глаза...

Дневник Роршаха. 16 октября 1985.
42-я улица. Женские груди на каждом билборде, на каждой рекламе, заполонили весь тротуар. Они предлагали шведскую любовь и французскую любовь, но не американскую любовь. Американская любовь как кока-кола в бутылке из зеленого стекла... Её больше не делают...

Я убедился, что существование жизни — слишком переоцененный феномен.

Правосудие настигнет всех нас, не важно, за что...

Жизнь жестока ко всем. Ливень льет на святых так же, как и на грешных.

Не оправдываю. Не осуждаю. Я понимаю.

Я как-то слышал анекдот. Мужчина приходит к врачу, жалуется на депрессию, говорит, жизнь груба и жестока, что он чувствует себя одиноким в угрожающим мире. Врач предлагает простой рецепт — великий клоун Пальячи сегодня в городе, сходите, это вас подбодрит. Мужчина взрывается слезами. «Но доктор, — говорит он, — я и есть Пальячи».
Хороший анекдот. Всем смеяться.

Вы, кажется, до сих пор не поняли. Это не меня заперли с вами, это вас заперли со мной!

Люди — дикари по своей природе, как бы мы ни старались это скрыть или приукрасить. Блэйк видел истинное лицо общества и предпочел быть пародией на него, анекдотом.

Ты мой заклятый враг, выходит, ближе врага у меня друга нет.

Теперь весь мир стоит на краю, глядя вниз на чертово пекло. Все эти либералы, интеллектуалы, сладкоголосые болтуны. И отчего-то вдруг никто не знает, что сказать. Подо мной этот ужасный город, он вопит как скотобойня, полная умственно-отсталых детей, а ночь воняет блудом и нечистой совестью.

Собачья туша в переулке по утру, след шин на разодранном брюхе. Этот город боится меня. Я видел его истинное лицо. Улицы — продолжение сточных канав, а канавы заполнены кровью, и, когда стоки будут окончательно забиты, вся эта мразь начнёт тонуть, когда скопившаяся грязь похоти и убийств вспенится до пояса, все шлюхи и политиканы посмотрят наверх и возопят: «СПАСИ НАС!» Ну, а я прошепчу... «НЕТ!» (Однажды мир станет на колени и будет просить о пощаде, а в ответ только шепот — нет…)

Когда человек хотя бы раз видит черную изнанку общества, он больше никогда не обернется к ней спиной. Не притворится, что ее не существует, кто бы ни приказывал ему обернуться. Мы делаем это не потому, что это дозволено, мы делаем потому, что должны. Мы делаем это потому, что вынуждены.

Я бы сказал, что эти символические часы столь же полезны для интеллекта, как фотография кислорода для утопающего!

— Эдриан — пацифист. Да Господи, даже вегетарианец, он и мухи не обидит!
— Гитлер был вегетарианцем.

Я устал от Земли. Люди. Мне надоело путаться в хитросплетениях их жизней. Они утверждают, что трудятся, чтобы построить рай. Но их рай населен кошмарами. Возможно, мир никто и не создает. Возможно, никто ничего не создает. Часы без часовщика.

Если Бог и видел нас тогда, то он решил не вмешиваться.

Пойду и скажу несокрушимому человеку, что его хотят убить...

Когда идешь по городу, умирающему от бешенства, мимо людей-тараканов, ищущих героин и детскую порнографию, ты чувствуешь себя нормально?

Людей арестовывают, бешеных собак — убивают.

Жизнь, полная насилия, насилием и заканчивается.

Никаких компромиссов. Даже перед лицом Армагеддона.

Никогда раньше не использовал унитаз в борьбе с отбросами общества.

Чудеса — события, которых практически не может случиться, как кислород стать золотом. Я мечтал увидеть такое событие, но, когда оно состоялось, я его не заметил. Мириады клеток борются за право сотворить новую жизнь из поколения в поколение. И, наконец, происходит. Твоя мать влюбляется. В Эдварда Блэйка — Комедианта, которого имеет все основания ненавидеть. И из этого противоречия, вопреки вероятности, возникает жизнь. Это Ты. И только Ты. Неповторимая. Выделить столь особую форму из всего этого хаоса. Это как сделать из кислорода золото. Чудо.

Все мы марионетки, Лори. Я тоже марионетка, просто вижу нити, на которые подвешен.

Понятие чуда по определению бессмысленно. Случается лишь то, что может случиться.

Слишком поздно. Всегда было, всегда будет.

— Хорошие были времена, да? Куда всё ушло...
— Ты ушёл.

Вдруг открыл в себе человечность? Самое время. Случись с тобой это раньше, ничего этого не было бы.

Это в комиксах тупые злодеи. Думаешь, я стал бы объяснять свой план, существуя у вас хоть самая ничтожная возможность как-то его сорвать? Я всё сделал тридцать пять минут назад.

— Это бобовый соус?
— Бобово-человеческий.

— Эдвард Блэйк, 67 лет, метр девяносто, вес — 102, мышцы как у штангиста.
— Да, я видел тело. Для этих лет он в прекрасной форме!
— Не считая того, что мертв?

Ты сделал из человечества идеал, но ты его изуродовал!

Нет времени на друзей, лишь враги оставляют розы.

Мой отец был часовщиком. Он бросил свое ремесло, когда Эйнштейн открыл относительность времени.

— Не надо быть гением, чтобы понять, что у мира есть проблемы.
— Но надо быть кучей дебилов, чтобы думать, что вы с ними справитесь.

— Она была беременна... И ты застрелил ее.
— Да, верно. Знаешь что, ты все видел. Ты мог пулю разложить на атомы, испарить пистолет и бутылку в снежинки превратить, но ты этого не сделал. Тебе на самом деле плевать на человечество.

Не Бог делает мир таким, а мы — люди!

И с каждым днём будущее кажется чуть мрачнее, а вот прошлое, со всей грязью, что там была, – светится всё ярче.

— Я хотя бы не прячу себя под маской.
— Нет... Ты прячешься у всех на виду...