Григорий Померанц – цитаты и высказывания

Стиль полемики важнее предмета полемики.

Подлинная вера — это не доверие чему-то внешнему. Это доверие своей собственной глубине больше, чем поверхностным уровням своего собственного сознания.

Главный урок всех революций в том, что цель не оправдывает средств, что дурные средства пожирают любую цель и губят её рыцарей.

Пошлость — плата за развитие, за открытие глубин, недоступных среднему человеку, за богатства духа, не влезающие в его голову.

Всякая личность начинается тогда, когда чувствуешь потребность выйти из толпы.

Дьявол начинается с пены на губах ангела, идущего в бой за святое и правое дело.

Хам — человек, несколько хвативший просвещения. Настолько, чтобы не бояться нарушить табу, но не настолько, чтобы своим умом и опытом дойти до нравственных мыслей.

В пространстве и времени Бог может найти себя лишь в глубине человеческого сердца, но только в самой последней его глубине.

Счастливый человек незаметно, без усилия делится счастьем, издёрганный — своими больными нервами.

Революции выманивают из трущоб внутренних варваров, городскую и сельскую чернь, обладающих всей жестокостью варваров внешних — без их племенных добродетелей.

Чем утопия «лучше», привлекательнее, тем страшней её следствия.

Если говорить о большинстве людей в обычных их состояниях... Обычное наше состояние — это оторванность от глубин бытия. Она, оторванность, в ходе развития общества только изменила свою форму... Бессознательная оторванность от глубин бытия — это грубость, примитивность, дикость. Чему она уступила место? Можно ли сказать, что она больше уступила духовности? Нет, она уступила место пошлости. А пошлость — это самодовольная оторванность от глубины бытия. И не в коей мере не прогресс. Я очень много думал об этом, отчасти в связи с желанием понять, почему Солженицин, человек городской, любит больше крестьян. Я приглядывался к лицам, разговаривал... В конце концов, я понял, в чем дело. Вот, если вы поедете в электричке и посмотрите на лица крестьянок, возвращающихся с базара, вы пошлости на их лицах не найдете. Они грубые, но у них нет стремления что-то из себя изображать. Они ничего не изображают, они просто устали и хотят поесть. Если же вы посмотрите на лица горожанок, едущих на дачу, то в них чувствуется стремление как-то выглядеть. Дело не в том, что они подкрашиваются, — на них лежит внутренний грим. И вот это и есть пошлость.

Но в гиперболе, в «неразвитой напряженности» (как сказал бы Гегель), в «страстной односторонности» (на моем языке) есть энергия открытия, и формулы, в которых эта энергия отпечаталась, культура не забывает. Они в чем-то ценны для понимания того, что произошло. Наверное, потому, что великое никогда не рождается вяло, в полутьме, без яркой вспышки, которая и освещает, и ослепляет.