Дуглас Коупленд – цитаты и высказывания

— У тебя есть вино?
— Красное или белое?
— Белое.
Я достала бутылку из холодильника, налила Реджу бокал, он выпил и блаженно крякнул:
— А-а-а, благословенный витамин Ви.

Нельзя подделать три вещи: эрекцию, компетентность и творческое мышление.

Я никогда не состарюсь. Мне нужны переживания, а не воспоминания.

Когда принадлежишь к среднему классу, приходится мириться с тем, что история человечества тебя игнорирует. С тем, что она не борется за тебя и не испытывает к тебе жалости. Такова цена каждодневного покоя и уюта. Оттого все радости стерильны, а печали не вызывают сострадания.

... всем людям хочется убежать от самих себя, даже если со стороны их жизни выглядят классно.

Джойс улыбается мне. Да-да, собаки могут улыбаться, и у Джойс немало поводов для улыбок. Она ведь часть этого прекрасного мира.

Твоя жизнь уходит лишь на коллекционирование предметов. И больше ни на что.

Порвавшийся при завязывании шнурок способен мгновенно перенести ваше сознание в иную плоскость.

Пассивный садизм: непреодолимая тяга поглазеть на жертву катастрофы или несчастного случая.

Британи Фалконкрест шла не останавливаясь. Когда она проходила мимо поздних крокусов, покрытых инеем, ее озарило, что существует два вида прогулок. Первый – когда ты выходишь за дверь и точно знаешь, что скоро вернешься. Второй – когда ты уверена, что не вернешься никогда.

Но если какая-то жизнь после смерти всё-таки существует, тогда наши мёртвые должны сидеть на трибунах со знаменами и мегафонами и кричать, что есть мочи: «Ради бога, забудьте о нас! Живите дальше! Да, мы мертвы. Но вы ещё живы!»

Карен, когда я слышу твой голос – словно кто-то сыплет мне на сердце груду жемчуга. Вот так.

Знаешь, я всю жизнь боролась с одиночеством. Ежедневно. Потом оно зашло с тыла и вкралось в мои сны. Я стала думать, что меня заговорили, сглазили, заколдовали жрецы вуду, приговорив к вечному одиночеству.

Я был преисполнен любви — только никто в ней не нуждался. Мне казалось, что я нахожу утешение в одиночестве, но если честно, то я с каждым днём приобретал вид все более законченного горемыки.

Как жить дальше, будучи таким безнадёжно потерянным? (Как может человек продолжать жить, будучи таким безнадежно потерянным?)

Всё проходит — и очень хорошее, и очень плохое.

Предназначение — вот то, что мы пытаемся обрести. Будущее ещё не наступило. Покорность року — это удел лохов.

– Ужасно боюсь выйти замуж, а потом разлюбить.
– Ну и удивила, Крис. Этого все ужасно боятся. Все. Но большинство всё равно через это проходит.

Совы, совы, шагу некуда ступить — везде совы. Даже над телефоном в прихожей совенок из макраме. Штук тридцать таких плетеных птичек, и можно соорудить себе вязаный комбинезон...

Мысли эротично

... красота – это не только те черты, которыми ты обладаешь, но и те, которых у тебя нет.

«Мечты сбываются!» От этой надписи мне хочется плакать. Мы скармливаем этот бред детям, которым от нас достанутся разве что кровавые войны, начатые теми, кто давным-давно умер, но был так озлоблен и испорчен, что передал свою ненависть будущим поколениям. Мечты не сбываются. Мечты умирают. Мечты теряют смысл. Мечты покупают денатурат у торговца в дальнем конце парка. Мечты задыхаются. Мечты заболевают раком селезенки.

Тот, кто в супермаркете уверенно идет с тележкой по рядам, всегда будет жить лучше того, кто торчит посреди прохода и читает список покупок.

Взять хотя бы людей, которые становятся подальше от тебя в очереди к банкомату. Нарочно отходят на пятьдесят футов, лишь бы ты не подумал, будто они пытаются увидеть твой пин-код. Смотрю я на таких типов и думаю: «Да ты, видно, серьезно в чем-то напортачил, раз выставляешь свое чувство вины напоказ!» Обычно я просто обхожу их и встаю к банкомату первым. Так им и надо.

Мне кажется, в Рождество люди отмечают тот день, когда отделились от животных. Вместо того, чтобы жить бездумно и свободно, как птицы или звери, мы стали пленниками самих себя.

Если человек не меняется, то в чём вообще смысл событий его жизни?

Все мои сослуживцы либо уже ущербные, либо вот-вот ими станут: эдакие эмбрионы ущербности, которые тормозят, как модем девяносто девятого года выпуска. Очнитесь! Даже если вы благополучно появились на свет и окончили среднюю школу, общество еще может сделать аборт и выбросить вас на помойку.

... люди вообще редко выкарабкиваются – они просто привыкают.

Они не прогнулись под обстоятельства, а просто иначе на них посмотрели.

Не понимаю я человеческое сердце. Лишь боль делает его сильнее. Лишь печаль делает его добрее. От хорошей жизни оно чахнет, а радость будто строит вокруг него глухие стены. Сердце — извращённое и жестокое. Я ненавижу его, а оно, похоже, ненавидит меня.

Как можно, живя на Земле, имея мозг, пару ушей и пару глаз, не замечать, что скоро всем нам придет конец? Это чувствуется даже во вкусе воды.

Я просто люблю животных. Они лучше, чем мы. Даже самые злобные и вредные в душе чисты, а злые люди — по-настоящему конченые.

— Молчи, Стив.
— Почему?
— Потому что слова могут убить чудо.

Покойники снятся нам потому, что подсознательно мы не верим в их смерть; мозг «забывает» об этом важном обстоятельстве. А потом ты просыпаешься, вспоминаешь и заново переживаешь потерю. И так каждый раз. Тебя словно выскабливают изнутри, ты чувствуешь себя опустошенным. Я чувствую.

Я не совсем мёртвая, но одеваюсь так, будто очень хочу умереть. У таких, как я, много общего: мы все ненавидим солнце, носим чёрное и чувствуем себя запертыми в собственном теле. Я постоянно хочу умереть. Даже не верится, что я застряла — в этой плоти, в этом месте и с этими людьми. Ну почему я не призрак?

Я знаю, что наши эмоции, какими бы прекрасными они ни были, исчезают без следа...

И все мельчайшие проблески красоты, такие, как это утро, будут забыты, растворятся во времени, как оставленная под дождем видеопленка, и их быстро сменят тысячи безмолвно растущих деревьев.

Реклама уничтожает твоё право на выбор.

— Ну, ты ведь знаешь, что существует точка, которой достигаешь однажды... однажды, когда ты вдруг ломаешься и понимаешь, что остался совсем один и падаешь в пропасть.

Единственный способ в корне изменить свою жизнь — умереть и родиться заново.