Чарльз Паллисер – цитаты и высказывания

Именно в этом – в ученых занятиях – сосредоточиваются порядок, разум и истина.

Нет врагов более жестоких и готовых к мести, чем прежние союзники – как и прежние любовники.

С прошлым нельзя расстаться. Наше прошлое – это мы сами.

Могу только гадать. Избыточное насилие говорит обычно о том, что убийца приходится жертве родственником, возлюбленным или близким другом.

Кошмары как стервятники: нападают, когда мы совсем беспомощны.

Разум и вера вовсе не противоречат друг другу. Это системы реальности разного порядка.

Поистине жуткая мысль: как часто люди благородные и снисходительные обращают свою любовь к тем, кто ее не заслуживает.

Когда любишь, то доверяешь другому оценку твоей значимости, а когда тебя бросают, нисколько не сомневаешься: причина в том, что ты не стоишь ни гроша. Это похоже на смерть.

Ужасно, когда из-за чужого счастья тебе становится печально на душе.

Особенно трудно, когда тебе причиняет боль человек, бывший твоим другом и потому знающий, как тебя лучше уязвить.

Как быстро мы прощаем себе обиды, причиненные ближним, когда возникает нужда в помощи последних!

Мы обменялись улыбками незнакомых людей, подозревающих, что между ними существует какая-то связь и впереди новая встреча.

Одиночество становится нашим уделом только по нашему собственному выбору.

Свет существует потому, что есть тьма. Жизнь – потому, что есть смерть. Добро – оттого, что есть зло. Спасение существует, потому что есть проклятие.

Счастье — это нечто большее, чем отсутствие несчастий.

В каждом замкнутом сообществе люди любят сплетничать, и не всегда со зла. Но можно не обращать на это внимания. Собственно, как и на другие вещи. Вам не кажется, что для счастья нужно очень немногое? Книги, музыка, несколько добрых друзей.

Трудно думать хорошо о человеческом роде.

Есть люди, которые толкают близких на предательство. Они многого требуют от себя и не сознают, как тяжело с ними другим. Их ожидания трудно оправдать. Иной раз им даже бывает приятно, если их подводят.

От любви до ненависти один шаг, поскольку очень уж велика власть, которую получают любимый над любящим.

Странное дело: решишь не затрагивать в разговоре определенную тему – и она тут же просится тебе на язык.

Когда тебя отвергли и заставили страдать, возникает мысль, что обидчик того и добивался и злобные намерения будут руководить им и в дальнейшем. Эта мысль мучительна, но она же и утешает: выходит, ты обидчику по-прежнему небезразличен. Однако, думая так, почти всегда ошибаешься: никто не ставит целью тебе навредить, это получается случайно. Чаще всего ты обидчика просто не интересуешь. Не он делает тебе больно – ты сам причиняешь себе боль.

А разве такой должна быть религия? Утешительной сказкой? Я, подобно римским стоикам или моим любимым англосаксам до обращения в христианство, предпочитаю правду, какой бы суровой она ни была.

А может ли существование быть безопасным? Ведь все мы идем стезей, окутанной туманом, и, когда порыв ветра открывает в нем просвет, видим под ногами узкую, как лезвие, тропу, а по сторонам – бездонные пропасти.

Просто поражаешься, когда вполне достойные люди начинают видеть в других достойных людях бесчестных негодяев только потому, что их взгляды на какой-то вопрос расходятся.

Если ты не один, одиночество может ощущаться еще острее.

Мой принцип как историка состоит в том, что, сталкиваясь с противоречивыми свидетельствами, я выясняю, какой взгляд на события выгодно поддерживать тому или иному очевидцу. Таким путем, как мне кажется, легче всего добраться до истины.

Всегда найдется оправдание тому, чтобы пожертвовать одной жизнью ради спасения многих.

Тому, у кого есть воображение, интересны даже самые обычные вещи. Самое безопасное существование – иные с презрением назовут его заурядным – может таить в себе незаметный посторонним драматизм.

Однако, в сущности, что есть любовь? Если она сама по себе добро, то не все ли равно, какие формы она принимает? Применимы ли к ней понятия «извращение» и «противоестественность»?

Страсть – это часто не более чем юношеская любовь к приключениям, желание оказаться в центре внимания.

Если вы намерены убить всех, кто умнее вас, вам немало придется попотеть.

К себе мы подходим обычно с более суровыми мерками, чем к другим.

Мучить ближних стремится только тот, кто сам несчастен?