Братья Карамазовы (1968) – цитаты и высказывания

— И признаюсь, что ничего не понимаю, для чего всё так устроено. Люди сами виноваты — им дан был рай, но они захотели свободы, и похитили огонь с небеси. Поэтому их и жалеть-то нечего. Но если они должны страдать, для чтобы страданиями купить вечную гармонию, то причем тут дети? Скажи мне, Алексей, мог бы ты, возводя здание судьбы человеческой с целью осчастливить людей, и дать им наконец мир и покой, замучить для всего этого хотя бы только одно крохотное создание? Вот этого самого ребеночка?
— Нет, не смог бы.

— Я, брат, очень необразован. Но я много обо всём думаю. Вот красота... Это, брат, тоже страшная вещь. Что уму представляется позором — то сердцу сплошь красотой. Знал ты это или нет?
— Нет, не знал.
— Нет, широк человек, слишком даже широк. Я бы сузил. Это чёрт знает что такое, вот что! Ужасно и то, Алешка, что красота не только страшная... но и таинственная вещь! Тут дьявол с Богом борется. А поле битвы — сердца людей.

Пришла пора разрушить в человечестве саму идею о Боге. Вот с чего надо было начинать. Раз человечество отречётся от Бога, то человек сам возвеличится духом титанической гордости, и явится человеко-бог. И уж конечно в этом новом чине человек с легким сердцем перескочит всякую нравственную преграду. Для Бога не существует закона! Всё ему будет дозволено! Всё! Всё! И шабаш!

— Не любишь ты нас, так сиди и молчи.
— А за что мне вас любить-то? Что вы мне такое сделали?
— А ты не за что люби, вот как он, как Алеша любит.

Мне кажется, что такого закона природы — чтобы человек любил человечество — не существует. А если есть и была до сих пор любовь на земле, то не от закона естественного, а единственно потому, что люди веруют в своё бессмертие. Уничтожьте в человечестве эту веру, и в нём тотчас же иссякнет не только любовь к ближнему, но и всякая живая сила, чтобы продолжать жизнь. Без веры в бессмертие ничего не будет безнравственного, всё человеку будет дозволено — буквально всё. От эгоизма до злодейства. И не только дозволено, но и признано самым разумным и необходимым исходом в его положении.

Я право не знаю, но... надо же кому-то правду сказать. Потому что здесь почему-то правды никто сказать не хочет.

— Слушай, да уж не хочешь ли ты сам так подвести, чтобы всё сошлось?
— А для чего подводить, когда всё от одного Дмитрия Фёдоровича зависит?

Только как же, без Бога-то? Кого же тогда любить человек будет? Кого убоится? Кому гимн воспоёт? Ведь тогда всё можно, всё дозволено?

Если бы здесь не было отцеубийства, они бы рассердились, и разошлись злые.

— Значит, ты рассердился на Бога своего, взбунтовался.
— Я против Бога не бунтуюсь; я только мира его не принимаю.

Да как же ты будешь жить с таким адом в голове? Разве это возможно?

Влюбиться, не значит любить. Влюбиться можно и ненавидя!