Асано Ацуко – цитаты и высказывания

Нэдзуми открыл дверь.
Перед ним была его комната, полная книг и почти лишенная мебели.
Она казалась пустой, темной и более просторной, чем обычно. У него кости заныли от ее холода, темноты и пустоты.
Вот что значит привязаться к кому-то. Он больше не сможет жить один. Это была одна из хитроумно расставленных ловушек, подстерегающих на каждом углу. И в этот раз Нэдзуми попался.
У меня еще есть шанс?
Сион, смогу ли я снова жить без тебя? Смогу ли я вытащить себя из ловушки, которой ты стал?..

Сион сжал кулаки.
Нэдзуми вовсе не дьявол. Он знал это лучше, чем кто бы то ни было. Снова и снова ему спасали жизнь, уберегали от настигающей опасности. Он вцепился в протянутую руку, и она его вытащила. Спасли не только его жизнь — его душу. В своей изначальной форме, — она тоже была спасена. Он в это верил.
Нэдзуми поднял Сиона на высоту и научил смотреть оттуда на мир.
«Смотри».
Так сказал ему Нэдзуми.
«Выползи из своего искусственного мирка и иди сюда».
Он сказал ему смотреть собственными глазами. Думать самому.
«Думай. Решай своей головой, что правильно, что важно, чего ты хочешь, во что ты веришь — отбрось ценности, мораль и справедливость, которые тебе навязали».
Он слышал это бесчисленное количество раз. Многого он до сих пор не понимал, но борьба с мыслями и размышления возродили душу Сиона и вернули ее к жизни.
Вот что значило жить.
Вернуть свою душу. Не отдавать ее никому другому. Не подчиняться. Не впасть в заблуждение.
Это и была жизнь.

Куда сложнее некрасиво выжить, чем красиво и героически умереть.

Нэдзуми, без тебя весь мир для меня — ничто.

Если бы кто-то спросил меня, насколько искренней надеждой я обладаю — мне оставалось бы лишь озадаченно склонить голову.

Я никогда её не прощу. Я никогда не прощу эту реальность.

Я никогда тебя не покину. Я вцеплюсь зубами и не отпущу, куба бы ты ни шёл.

Ад — это не так уж плохо, если ты рядом.

Не используй слова, чтобы оправдать свою вину. Относись к ним с большим уважением.

Сион, не относись к смерти так легко. Будешь её недооценивать — она придет и вцепится в твой зад.

— Он как ангел. Незапятнанный. Такого чистого человека нигде не найдешь.
< ... >
«Чистый и ангельский? Серьезно?»
Так же, как он не знал истинной сущности Нэдзуми, он понятия не имел о том, каков Сион внутри. Если снять верхний слой, во что превратится этот чистый ангел? Может, он окажется еще более ужасающим и жестоким, чем можно ожидать. Может, внутри Сиона был некий темный провал истины, которого даже Нэдзуми боялся.

Невозможно создать мир, в котором люди оставались бы без внимания. Люди всегда связаны с миром. Люди — это то, что и составляет сам мир. Мир создается людьми, которые обогащают его, портят его, разрушают и снова возвращают к жизни.

— Сион.
«Это я должен умолять о прощении, а не ты».
— Возьми это на себя. Возьми это на себя и живи дальше.
«Смирись со своим грехом и продолжай жить... Сион, прости. Из-за меня тебе досталась такая тяжелая ноша, что кости скрипят. Получу ли я однажды прощение? Простишь ли ты меня за то, что я с тобой сделал?»
Сион испустил долгий вздох.
Вперед протянулась рука и пальцы коснулись щеки Нэдзуми.
— Я впервые... вижу, как ты плачешь.
— А?
«Плачет? Кто?»
— Идиот, — хрипло произнес Нэдзуми.
«Я не плачу. Я не такой, как ты. Я не разрешаю, слезам течь из глаз с причиной или без...» Он достиг предела. Он больше не мог сдерживаться. Волна слез накрыла его, они лились из глаз. Капли были на удивление горячими. Они катились по щекам, срывались с подбородка и падали на Сиона.
«Проклятье, почему...»
Он позволил своему телу опуститься на Сиона и разрыдался.
«Проклятье».

Ты сказал, что нуждаешься во мне. Поэтому я буду стараться изо всех сил.

— Иногда — время от времени — мне кажется, я могу ухватить тебя за хвост. Ухватить кусок твоей настоящей человеческой сущности.
— И иногда ты хочешь меня убить.
— Нет, не в этом дело. Я не хочу тебя убить — скорее... я боюсь.
— Боишься? Ты о чем?
Нэдзуми погрузился в молчание. Его губы слегка шевельнулись.
«Монстр».

Инукаши нежно потрепал руку Сиона. Напряжение медленно спало, кровь снова побежала по его венам. Сион закрыл глаза и позволил голове упасть на грудь Инукаши.
Он ощутил почти незаметную выпуклость. В обычной ситуации, он бы подскочил в замешательстве и панике. Но сейчас он почувствовал лишь спокойствие. Рядом было поддерживающее его тело, обнимающие руки, шепчущий ему голос и чужое тепло, утешающее его. Это было бесценное счастье. Разве нет?
— Инукаши... спасибо.
«Но...».
Сион закусил губу.
«Но это не то тепло, которого я жажду. Не то тело, не тот шепот, не те руки».

Добро или зло, добродетель и порочность, правда и ложь — они так похожи. Так похожи, что, на самом деле, их тяжело различить.

Ты заметил, Нэдзуми? Как бы ни было темно или ослепительно ярко, я никогда не теряюсь — мой взгляд безошибочно находит твой.

— ... Если у тебя есть жалобы, я всегда готов выслушать.
— Жалобы, хах... это тяжеловато.
— У тебя их нет? Тогда...
— У меня их так много, что даже если ты слушать станешь, мне придется до завтрашнего утра говорить.

— Сион, я раньше не замечал, но...
— Но?..
— У тебя словарный запас хуже, чем у шимпанзе.

В ту дождливую ночь я открыл окно.
Почему? — думал он порой. Потому ли, что меня взволновало буйство природы или встревожило влечение к насилию — в этом дело? Я точно открыл окно и закричал. Я кричал так, будто изливал все жестокость внутри себя. Мне казалось, что иначе я рассыплюсь на кусочки. Я будто задыхался. Мне было страшно.
Поэтому я открыл окно?
Нет.
Не в этом дело.
Ты позвал меня.
Я слышал, как твой голос зовет меня.
Я распахнул окно и протянул руки в поисках тебя.
Будешь смеяться? Давай. Можешь считать этом моими выдумками; мне все равно.
Но это правда.
Ты позвал меня, и я услышал. Я протянул руку, и ты ухватился за нее. Я открыл окно, чтобы встретиться с тобой.
Это наша правда, Нэдзуми.

Жизнь и смерть определялись судьбой. Бог управлял ими. Но человеку было по силам уцепиться за жизнь и не выпускать её.

— Я говорил о Сионе. Он отправился в Исправительное Учреждение, рискуя жизнью, чтобы спасти друга. Он подвергает себя опасности ради других.
— Мы тут называем таких людей «полный идиот».

Люди — болтливые животные, их не заткнуть.

Чтобы поддержать его, рука Сиона скользнула Нэдзуми под мышку.
Нэдзуми отпихнул ее и пошел вперед. В плече пульсировала боль. Но он не собирался хвататься за протянутую руку. Если он привыкнет полагаться на кого-то, то уже не сможет шагать сам по себе.
Рука помощи была ненадежной. Она исчезала так же внезапно, как и появлялась.
Так бывало уже не раз.

Забавная история.
Люди делили других людей на классы. Те, на кого смотрели сверху вниз и третировали, поворачивались и сами смотрели свысока и третировали других.
Это не общественное устройство сделало их такими; люди сами, по собственной воле установили такой порядок в своих сердцах.

Ливень усиливался.
Открыв рот, я глотал капли, пытаясь подавить это желание и страх. Страх перед своим внутренним «Я». Иногда замечаю, что возбуждение, дикие животные инстинкты берут надо мной верх.
Сломай.
Разрушь.
«Что разрушить?»
Все.

Недзуми вздохнул.
Он дернулся, осознав это.
Он ненавидел вздыхать. Одно дело вздыхать специально, но вздохи, слетавшие с его губ неосознанно, раздражали его.
«Никогда не вздыхай по-настоящему. Не плачь. Иначе тебя захватят демоны. Вздохи делают тебя открытым и уязвимым. Если хочешь выжить, держи рот закрытым. Не позволяй никому видеть твои слабые места. Пусть никто не согревает твое сердце. Не доверяй никому, кроме себя самого».

В нашей повседневной жизни мы, подобно людям, плывущим на хлипкой бамбуковой лодке, не знаем, когда окажемся втянутыми в водоворот.

Надо просто помахать перед носом человека объектом его самых страстных желаний. Надо заманить его хитрыми словами. Так он окажется загнанным в угол и не сможет сбежать.

Чтобы выжить, надо вцепиться зубами в жизнь и удержать ее. Неважно, насколько это казалось неприглядным или жестким — выживали те, кто сильнее остальных жаждал жизни.

Если хочешь заманить кого-то, улыбайся ему так же нежно. По возможности, так красиво, что у человека дыхание перехватит...

Несложно было снова возненавидеть себя и потерпеть поражение — но смысла в этом не было. Вера в себя была силой. Эта сила может стать энергией, оружием, с помощью которого человек сумеет преодолеть бесчисленные трудности.

Разве извинения решат проблему? Они просто снимают немного тяжести с твоей невинной израненной совести.

Он был скупым, жадным ублюдком. Но вот незадача: когда ты труп, деньги уже не потратишь.

Сдался — значит, тебе конец.

... Нэдзуми упрямо отвернулся в сторону. Его поза была как у надутого ребенка.
Сион нашел это забавным.
Холодный, ироничный, сильнее и красивее кого бы то ни было – таким человеком всегда был Нэдзуми. Но за этим скрывалась и такая ребяческая, эмоциональная сторона.
Сион впервые видел слезы Нэдзуми.
В тот момент только одно чувство поглотило Сиона, и это была любовь. Не дружба или обожание. Не романтика или страх. Просто любовь.
Он чувствовал неконтролируемый приступ любви к слезам ранимости Нэдзуми.
«Я хочу защищать его ценой своей жизни». Конечно, это было эгоцентричное и одностороннее желание Сиона. Нэдзуми не был настолько хрупким, чтобы нуждаться в его защите. Это Сиона защищали. Так было всегда.

Тьма впивалась в него: в сетчатку глаз, барабанные перепонки, в кожу. Тьма превратилась в иголки, злобно коловшие его.

Я очень похож на маму. Мы оба ранимые и не любим часто появляться в обществе. Нас окружают неплохие люди, по крайней мере, ничего плохого про них сказать не могу. Одноклассники, соседи, горожане — все приветливые, умные, воспитанные. Никто не повышал голос, не кричал, никого не оскорбляли и не смотрели косо. Никаких странных личностей или людей не от мира сего. Каждый вёл здоровый образ жизни, и даже слегка полноватые люди, вроде мамы, были редкостью. И в этом стабильном, однородном мирке, с одинаковыми на вид людьми, моя мама растолстела и принялась через слово вставлять фразы: «вломы» и «тоска смертная»; а я заметил, что присутствие других людей начинает и меня раздражать и угнетать.

— Тебя в новостях показывали. Вот она — слава.
— Ха. Вживую я круче, не так ли?