Анна Малышева – цитаты и высказывания

... стоя перед очередной дверью, с пальцем, неуверенно поднесённым к звонку, каждый из нас делает для себя маленький выбор — уйти или всё-таки позвонить? На самом деле выбор может оказаться важнее, ведь мы, задержавшись на перекрёстке, ищем путь, которым двинемся дальше. И смутно чувствуем это, и сомневаемся, и всё-таки звоним. Тот, кто скрывается за дверью, услышав неожиданный звонок, тоже решает вопрос — отпереть или притвориться, что никого нет дома? И колеблется, и боится, но всё-таки отпирает. Мы оба выбрали нашу встречу, и вот стоим лицом к лицу, и вернуться на перекрёсток уже нельзя...

Одна из дверей, ведущих в переднюю, была приоткрыта, за нею виднелся угол кожаного красного дивана. Роскошь по тем скудным временам немыслимая! У студента разом исчезли радужные надежды насчет приобретения книг за гроши. Он по опыту знал, что богатые люди денег на ветер никогда не бросают. Щедрой бывает только бедность.

Да Господи помилуй, каждый сходит с ума по-своему в этом сумасшедшем мире, не надо только мешать друг другу!

Сами понимаете, ничто не обходится нам так дорого, как неведение в момент опасности...

— Ни единого сбоя в системе, ни одной неудачи! О чем это говорит? О том, что перед нами какая-то совершенная система? На мой взгляд, это свидетельствует как раз об обратном. Человек, который не делает ошибок, не совершает глупостей, идет по ровной линии к ясной цели — в моих глазах ненормальный. Близкий к сумасшествию.

Москва часто казалась ей, коренной столичной жительнице, двойственным городом — сквозь понятный, рациональный, легко постижимый внешний слой сквозил второй, непредсказуемый, живущий в своем темпе и по своим законам. Так и сейчас: откуда в седьмом часу вечера, в предпраздничной горячке за неделю до Нового года, вдруг взялось в воздухе это медлительное умиротворение, созерцательность большого сонного кота, грезящего, глядя суженными янтарными глазами на пламя свечи, горящей в темной комнате? Как будто что-то невидимое само по себе жило и дышало на этих улицах, где снег мгновенно превращался в сырую слякоть, где от бесконечной череды светящихся окон и вывесок он не был белым — только алым, голубым, зелёным, жёлтым...

— Чем он болел?
— Русской болезнью, — через плечо бросила Александра. — Пил горькую. Это даже запоем не назвать, он был пьян всегда. Более или менее.

…самое жестокое возмездие, замаскированное под лакомый кусок, может быть принято в дар самым искушенным человеком!».

Мне было двадцать два года. В этом возрасте ничего не принимаешь всерьез, только самого себя.