Камнями в спину завсегдатое «ага».
Au revoir, июнь пожмет мне руки.
Я не смогла. Смогла. Смогла. Смогла
Перекричать межреберные стуки. На завтрак чай, привыкший остывать,
И чье-то сладкобьющееся сердце.
Работа-дом-истерика-кровать,
На ужин твой «привет» со вкусом перца. Прости, но я, по-моему, сдаюсь.
Ни кнопки /вкл/, ни нужного мне /выкл/.
Холодным чаем в горле остаюсь,
Мой таймер две последние оттикал. Наивных дур дрожащие глаза
Ведут тебя до самого подъезда.
Натянуты до пальцев рукава,
Висим на нитках бязевых над бездной. А я уже не плачу, mon ami.
И руки наши больше не срастутся.
Не понимала никогда, увы,
Зачем так глупо люди расстаются.
Сядьте на пол. Руки сомкните накрест.
Вот сидит перед вами Бог, и в руках антихрист.
Он его обнимает, показывает вам знаком,
Мол, ну я же святой, я ему уже все простил. Априори святых. Хоть вымаливай, хоть проси их
Развернуть на ладонях тексты коротких истин -
Бог приходит домой со скоростью Почты России,
И у Бога на это ни времени нет, ни сил. Он вам все на потом. Мол, устал он сегодня страшно,
Мол, еще принимать ему сотни молитв и факсов.
У него в таковых отмазках огромный стаж, но
Он ведь чёток и прям, а не выпалил сгоряча. В одиноких стенах, во всевышних своих вершинах
Он в свой блог пишет громкоорущим капсом:
КАК У ТЕССЫ СКОТТ – ВСЕ МГНОВЕНИЯ ВОЕДИНО.
Я ОДНАЖДЫ ПРОСТО УСТАНУ ТЕБЯ ПРОЩАТЬ.
Не заполнено пунктов триста...
Знаешь, кто бы меня избавил
От такого недуга «близко»,
от такого греха, как память.
Знаешь, тихо взахлеб до спазмов...
И в живых уж наверно нету
ни таких единиц, как «сразу»,
Ни таких ориентиров «где-то».
Знаешь... все это как то глупо,
Мне казалось неизлечимо.
Дайте волю — орало б в рупор.
Всему этому есть причина.
Под ребром теперь аллюминий.
Знаешь, легче вообще не стало.
Каждый миг по своей могиле,
мне как колом в лопатках встало.
Все накрылось холодным мартом.
И от слабых пора очистить.
Если встречу его когда-то,
То по-новой начну зависеть.
Знаешь... вроде бы всем довольна
И, казалось бы жить — то можно,
Только ты покажи, где больно,
Расскажи, как кололо кожу.
Понимаешь, в глубинах строчек,
В площадях опустевших комнат
Если мир расстрелять захочет,
то я тихо подам патроны.
рассыпят пудрой
на тело
кафеля.
припишут к чувствам
второго
сорта.
я эту массу
мешаю тщательно
и шлю всех
к черту.
Прости меня. Только не вслух.
Мой голос морально простужен.
Так многое в пульсе грохочет.
И с каждым движением хуже.
Ты мне очень-очень Не скажу это вслух, извини.
Я просто боюсь переломов
Страниц моего дневника.
Словесных разгромов.
Венозных разломов. И всё по вторичному кругу.
Всё проклято? Кто постарался?
У мира дурная привычка –
Под тяжестью слов/слез ломался,
Догорал_до_тла. Разбивался. Плюс двадцать один по Цельсию.
Я мерзну по чьей-нибудь воле.
Меня твои слова переламывают.
Пополам делят числа до боли,
А раньше – их десятые доли.
Теплые батареи.
Месяц пошел десятый…
Души в конец беднеют,
Но кажутся так богаты.
Тупое «привет» без даты
Прокашляло эту осень.
Я помню, что мы когда-то
Домой приходили в восемь.
На каждом окне закрытом.
На каждых часах стоящих.
На набранном и пролитом.
На лживом и настоящем.
Чай/я. Кто быстрей остынет
И больше не станет теплым?
Короткое твое имя
Мои разбивает стекла.
если писать, то о двоих.
если терпеть, то лечь и не охать. он каждый раз обещает тебя беречь.
но жаль, что выходит плохо. в тонких линиях между нижним и верхним веком
слабо пульсирует бит до каждой из станций. сейчас ты единственный человек,
кого я прошу остаться. весна обливает бордюры кипящим битумом,
и свет стал немного ярче в закрытом карцере. я знаю, тебе бессмысленно и разбито.
но еще не время сдаваться.
Какая ты жалкая.
Господи упаси
еще хоть немного это
в себе носить.
Хоть выорись,
Хоть искорчись,
Хоть испросись-
Никто из них не захочет
Тебя спасти. В утробе у вечера
Блесками янтаря
Точь-в-точь, как нутро твоё,
Руки его горят,
Как все твои письма, лестницы, якоря,
Что ты оставляешь каждый уход
Подряд. Пол центнера пустоты,
не стесняйся — плачь.
Твой сотый по счету
Проигранный себе матч.
Закутай его, запазуху глубже спрячь.
Тебе либо нужность до одури,
Либо врач. Шаг в сторону — иди к черту.
Игра проста.
Впадаешь в него,
Выпрыгивая с моста,
Находишь в чужих руках,
Сосчитав до ста.
Он входит в с рожденья данный тебе состав. Искорчись, извейся, выорись,
Испросись.
Зато теперь знаешь, где болевой твой мыс.
В той точке, где твоя нужность
не сыпет брызг,
Когда ты от верынадежды поэтишь вдрызг. И вот же — сама просвечиваешь насквозь:
Печать на всю внутренность почерком тонким «ВРОЗЬ».
У организма хронические зима и бронхит.
Блондинка в пиджаке по ящику скажет,
Что Земле очень больно
От каждой из новых скважин,
И я прекрасно понимаю,
О чем она говорит. Новая скважина в скриплоголосом сопрано
Стремительно рвет острие
К земельному сердцу.
Вы лучше скажите, куда мне деться,
Если я сплошная
открытая
рана. С новым грудным пожаром!
С комком в гортани!
Выдохнуть, остановиться, руки разжать.
Не стоило, видимо, мне за тебя дрожать.
Кисти тихо срастались
Единой тканью. Кружевом черным крепко скрутилось прошлое.
Кто за него дрожал,
Кто от боли ныл. На пароме твоей широкой, как мир, спины,
Разбиваюсь
В словесное
Крошево.
Я держу тебя — еле клеящий слабый скотч.
Наши снова провалят этот хоккейный матч.
Ты ему мол : I miss you already so much.
Он тебе мол: I have no time. Мы корнями врастаем в полую скорлупу.
Я держу тебя полупустого, совсем без сил.
Ты потом скажешь, мол «да я тебя не просил
Приносить себя в жертву». Ты у себя спроси
Кто я тебе? Зачем я? И почему Сон — это роскошь. Я же почти вандал,
Если пишу «все нормально» на «как ты там?»
Сбиваю все самолеты чужих мадам,
И трясусь над тобой пустейшим,
Мол, не отдам,
Собирая тебя разбитого по кускам. Я твой еле липучий, вовсе измятый скотч.
Ты меня на плечо, от тетради уносишь прочь,
«Будь со мною сейчас,
На стихи у тебя есть ночь.» Ты размениваешь свой куш по затёртой сотне
В нелегальном обменнике, крашеной подворотне.
Обещала себе написать то, где ты вернешься.
Так что вот мне.
Никогда он не будет стезе своей нагло верен,
И глаза у него цвета жарких кофейных зерен.
Моя речь стала больше похожа на тот молебен,
Где мне просится, чтоб уйти он был
Не
Способен.
Сбросить с плеч эту память мокрым пальто под крышей
Не получится. Это с каждой неделей тише.
С каждым днем умирает, теряет былую силу.
/забывать вам подобных, сударь, невыносимо/. Эта жажда длиннющих пальцев и смуглой кожи
Утихает под послесловие про «продолжу
Утихать с каждым дальним часом, пока ты сможешь
Вспоминать вспоминать вспоминать
Как же было сложно». Это нож, из груди выползающий аккуратно.
целый курс антисептиков, фильмов и препаратов. Каждый раз ты надеешься «память отпустит завтра»,
Но потом загоняешь ножик в себя обратно.
море не ноет.
море сразу берет и душит.
море бьется руками
о скользкие камни суши.
его можно до бесконечности
долго слушать.
ему есть, что сказать.
морю даже никто не нужен.
и плевать, что сегодня ни с кем
не разделит ужин,
и что не с кем сегодня
под сердцем
ложиться спать. и оно не умеет скучать,
так оно говорит само мне.
только видно, что море
до ужаса много помнит:
каждый камень и, знаешь,
каждую каплю нефти.
маяки ему даже
как-то печально светят
и пугают своими сигналами белых чаек. вот в такие моменты
море как раз скучает.
акварелями топит
новые корабли.
оно делает вид,
что ему уже не болит
и не колется,
не пускает прожилки горем. волны скроют все это. я
так
не хочу быть морем.
у меня, привыкай, флешбек
и прозрачный лак.
я хочу отсюда сбежать каждое утро.
остается затертый красный билет в руках
и с перламутровым блеском дурацким для губ кондуктор. мне всё это после ни выждать, ни переждать.
я стяну на себе чужой часовой пояс.
посидеть за некрепким.
поплакать за глупых вспять.
пожалеть, что любимый актер ни черта не холост. не помогут ни анальгетики, ни анаболики.
они каждую часть меня расшвыряли мимо.
— Потерпи, успокойся, еще подожди хоть сколько-нибудь.
— Да пошли вы.
Привет, Дно.
Надо мною хвостами
стучат киты,
словно розгами.
/я во льду до костей и мозга/
пока корабли
покидали
свои порты,
моря открывали
рты,
где без всяких
циничных «ты»
я — сосуд
для обид и боли.
надо мною
соленая гладь.
и кому бы себя отдать,
если
я
ничего
не
стою,
разрушаю и строю.
не высказать.
не понять.
в глади
мутно-морского
цвета
персональные концы света.
и, наверное,
тебя
нету,
если мне
тебя
не
обнять. колет. горько и тяжело.
птица клювом
не
в
то
ребро,
пока сотни десятков
«но»
разрывают
мое нутро
на четыре части,
и даже
глухое
«здрасте»
звучит словно
«мне бы счастья».
но хватит
об этом.
всё.
прям как по Фрейду:
молчанием на отчаянье.
страшно подумать,
а вдруг мы с тобой нечаянно?
все, что нас мучает,
мы выбираем сами, но
мне не хотелось спасаться от этих мук. я не нуждаюсь
ни в толике исцеления.
только бы быть всегда рядом
и вечно с теми бы.
правда кромсает докторским
заключением:
я выпадаю из самых любимых рук.
1.
пожарные мчатся туда, где горят мосты.
водный напор не пробьет костяную твердь.
этим вечером так велика вероятность простыть.
и умереть. в соседском окне до сих пор не потушен свет.
в моем топе сегодня холод и мертвый курт.
в счастливых билетах ни смысла, ни счастья нет.
приметы врут. 2.
хлипкий март от холода стонет
капитан не достигнет суши
и если кто заикнется «она не помнит»
ты их не слушай
закрой уши
запри двери
пока я еще хоть во что то
верю.
3.
циклонические пустоты
к намнепричастные обороты
в каждой строчке.
уйти. остаться
нечастой встречей
в пространстве межпальцевом.
пожарные мчатся
к мостам горящим
во мне ни капельки настоящего
мам, прости
я совсем пропащая.
я стала на два человека старше.
это как
моральная расчлененка.
слишком много болевых
точек.
по чуть-чуть
забываю твой почерк.
вырезай червоточины.
останемся
просто прочерком
в системе
моих достижений. это как
удар
в солнечное сплетение.
как отсутствие
отражения.
как сериал
со сто пятой серии,
когда не понять,
кто кому
кто. ты стреляешь на поражение. я закрываю окно.
меняю
фоновое изображение.
ложусь не/спать. пока тебе там улыбаются.
держат за руки невзначай.
так многое надо сказать.
я остываю,
как кем то
забытый чай. тебе плевать.
тебе неизменно плевать. тихо
сдирать с души
чужой
кожуру. каждое слово помню.
и
каждый звук. помню тебя
глазами
и кожей
рук. только тебя скоро
выскоблят
и
заберут. «вам бы вдвойне
осторожно
ходить по краю»,-
мне говорили.
стоит ли верить
в это. я остаюсь неверным
вариантом
ответа, которые
не
выбирают.
А что бы было, если счастье бы похоронили?
На ту могилу приходили б ежечасно
Толпы людей, что ранее остыли.
Толпы курящих, плачущих, несчастных, Оравы девочек, рыдающих по мальчикам,
По вереницам слов, озвученных напрасно,
По поцелуям до фаланг холодных пальчиков
И по мечтам каким-то сладострастным. И ты там тоже будешь, мне подобная.
Будешь отчаянно о чем-нибудь молиться,
Из целого ты снова стала дробная.
И, как всегда, приходится мириться. Поверь, уж я-то знаю, как бессовестно
Скрывать такое состояние от мамы.
Когда охрипшим еле слышным голосом
Ей отвечаешь: «Мам, да всё нормально». Когда лопатки в ужас расцарапаны,
Когда на кадрах зарисованные лица.
И не хватает сил открыться клапанам,
А в теле ледниковый «минус тридцать».
Просто есть люди, с которыми нам не сбыться,
Все наши «буду», испорченные снова…
Я вчера видела, как умирают птицы.
Видела, как октябрь вступил в права. Чувствуешь, фонари на осколки в горле?
Это не першь, не простуда – больная грусть.
Я никогда ничего не скажу тебе кроме
Того, в чем признаться себе до конца боюсь. Знаешь, по-моему, я до конца испита.
И никого в этом более не виня,
Робко рисуешь линиями графита
На память себе поперечный разрез меня. Просто есть люди, с которыми нам не сбыться.
Просто есть люди, которыми нам не быть.
Просто в конец замерзает под левой мышцей.
Мне не понять/не выбросить/ не забыть. Всё это, знаешь, сахаром будет к чаю.
Приторно. Я не в силах его глотать.
Я не железная. Я по тебе скучаю
И смысла не вижу этого отрицать. Стрелки бездарно щелкнули. Вышло время.
Мокрыми воскресеньями октября
Мы зачеркнули каждое двадцать первое
На прошлогодних скулах календаря.
Пятницы.
Пробки.
Январь.
У новогодних премьер огромные сборы кассовые.
И, что бы там ни было, знаешь,
Тебе не идут
все твои фразы затасканные,
все твои лица пластмассовые. Птицам сейчас на югах,
наверное, здорово.
Солнце.
Море.
Песок и калитки кованые
Мой голос внутренний сорван.
Я хочу с ними.
Чтоб прям ни одного лица знакомого. Тише.
Мое море подавилось
железным якорем.
Из последних сил на берег тебя выбрасывает.
О том, что оно выжило – мало кто знал,
Все верили средствам
информации массовым. Это было твоим неприкаянным амплуа.
Море выдохлось.
И от этого пусто мне.
Увлекательно, видимо, словом
вскрывать тела,
Вынимая из них сердцевину,
как самое вкусное.
Каждое слово твое
С Нетобой ***овал.
И имя своё на затылке
Клеймом
Выставил.
Не ходи к нему.
Ни в гости,
Ни когда ему плохо,
Ни на похороны.
Не подходи на револьерный выстрел.
Стань той, которая выстоит и
Оставит.
Как бы в тебе
Не болела эта
Егочасть,
Это — не то, ради чего
Не стоит спать ночами.
Этому всему
Умней
Предпочти одиночество.
у меня мерзнут
сенсор. руки.
сердце
весом в центнер.
гудок.
гудок.
поехали завтра в центр
искать наше место встречи.
люди людей лечат.
(лекарства такие невкусные).
запиваешь водой,
а чувство,
что уксусом.
меня бесит акцент этой женщины,
что говорит:
«The mobile phone
your calling
is...»
мы так скоро точно скатимся вниз.
в густые терни и корни.
Женщина в трубке на мой «I miss»
отвечает:
«милая мисс,
он вас больше
не помнит».
Сложно понять кто мы.
И есть ли мы вовсе.
У нас же свои проблемы.
Дела сердечные.
Одни тяжко всхлипывают
в постели,
других выворачивает,
как куклу
гуттаперчевую. салютами люди небу стреляют в горло.
улыбки. восторг и ни капли искренней жалости.
сейчас я тебя слушаю. внимательно и покорно.
а гордость?
а гордость,
сдохни, пожалуйста. и сразу ясно стало, как это – нараспашку,
когда запястья смыкают слова,
а не прочный жгут.
и, кстати, чаще носи рубашки.
они тебе так идут.
Да пошло это «как же» к черту,
Раз так терпится непристанно.
Перерезать бы ту аорту,
Что в тот миг мою кровь качала.
Босиком через метры снега…
Ну и ладно, тебе же ровно.
Дальше строй свои «он» из лего.
Вам пожизненный срок условно.
И плевать мне на твои психи,
Эгоизм до конца хлебая,
Я вести себя буду тихо,
Для тебя буду «не такая».
Не прочтенный до корки Леви,
Ну и что… потрепать страницы,
И осколки чужие склеить -
Новый выработанный принцип.
Головой упираясь в стенки
Бездыхательного сознания,
Я не стану просить прощения,
Это новая моя мания.
Да смирись уже, дорогая.
И не спрашивай – я не каюсь.
Больше жалости! Плохо играешь.
Интересно, когда я сломаюсь?
____________________________
Чужие лица
Забудь. Слышишь?
Гордись своими амбициями.
Да и чужими тоже
Наивными.
Захлебнись их
Лироэпическими
Ливнями.
Черт, пустота на вкус
Теперь острая.
Монстрами
Стали твои глупые ангелы.
Евангелий
Перечитать не помешало бы.
Стало быть
Чужим открыться проще.
Мощи
Не хватает твоему шепоту,
Ропоту
На чужие судьбы дрянные.
Другие
Кажутся такими сильными…
Насильно
Нас заставили играть в куклы.
Клюквой
С твоих губ соком плакало
Знаками
Чужое забвенное давление.
Появление
В тот час кого бы то ни было.
Прибыли
В чужие-глухие-странные
Страны мы.
Бродили по темным-сухим-пустым
Мостовым.
На разбитых коленях плакали
Каплями
Бордовыми солеными-сладкими,
Гадкими
На вкус. Гемоглобиновыми.
Чужбинами
Гордиться не стали бы
Отдали бы
Все твоим-моим создателям.
Знаете ли
Зачем он так со мной своими полукарими?
Быть может, кто-нибудь сейчас не спит,
Гоняя мыслей стройные полки.
Быть может, кто-нибудь сейчас молчит
Да громко так… ломая потолки.
Зачем смыкать губами свою душу?
Она жива. Ей нужен кислород.
Ты никого, наивная, не слушай.
Стал равнодушен странственный народ.
Ты никого, наивная не слушай.
Пусть кровь и дальше хлещет под давленьем,
Которое закладывает уши.
Пусть я сольюсь с твоим сердцебиеньем.
Бессонница накормит тишиною,
Кругом полуразбитые игрушки.
А мысли, как и прежде, ходят строем
По неостывшим площадям подушки.
Ну да, и что? Мы обнимаемся.
Во мне звенит незримая эстетика.
Самообманом? Нет, не занимаемся.
Нам можно, мы же оба кинестетики. Ну да, и что? Расклеимся однажды.
Свои блокнотики оставь на память мне.
Тут рыбы задыхаются от жажды
На ледовитом искривленном дне. Холодными хребтами неприятностей
Ломалось наше малое о пол.
Докажешь мне теорию невероятности?
Ревет новокаиновый укол. Я «от и до» сотру тебя в мозаику
И вымощу дорогу к поднебесью.
Чтоб суеверия твои растаяли.
Специально. Знаю же, что бесит. Мы падаем. Скорей хватайте поручни.
Упала полу-насмерть расстоянием
На город удушающая полночь.
Апатия до «No» состояния. В голодных обмороках падали улыбки
На ямочки целованные щек.
И память в бледно-синих парусинках
Закрыла наше «помнишь» на замок. Вода мне на груди скрестила руки.
Я ее помню многослезной хваткой.
Два водорода/кислород – мои недуги,
А рыбы дохли от ее нехватки.
Август щекочет в горле, сулит тревогами.
Как-то не умирается, пока ждешь
Тщетно, зачем-то, кого-то и долго так…
Знаю: придет сентябрь, и ты придешь. Небо глотает солнце с больными стонами.
Город, как галерея печальных лиц.
Кожа в ледовой корке цветет бутонами.
Ласточки камнем в землю с чужих ресниц. Лица облезут, знаешь, и станут белыми.
Будут ничем к теперешнему стыду.
Мы и без них останемся полуцелыми,
Забитыми насмерть в выбеленном углу. За все, что не сказано быть бы давно распятыми
Средь площадей разрушенных городов.
Все имена остаются в душе стигматами.
И мне тебя мало, даже когда взахлеб.
в свои 16 мне сложно представить,
как доживается до двадцати.
на моей совести каждый
ночью рожденный стих.
Кто-то (не?) рядом,
а с кем-то не по пути. Отращивай волосы в пол
И пиши стихи.
Слишком ли малое там,
за твоим плечом?
Кто-то меня, наверно,
иссякшей счел,
но если стихи не о нас-
не значит
стихи
ни о чем.
Выворачивает от жалости.
Все запросы зависли.
«Останься, пожалуйста» — это что-то
Немыслимое.
Невозможное.
Пустое к ряду.
Ломаются ноги от дрожи.
Индийские океаны под кожей.
А тебе оно просто не надо.
Стены давят.
Меня, кажется, скоро сплющит
И рассыплет россыпью гречневой.
Выбирай тех, кто ближелучше.
Чьи обнимабельны плечи.
«Слова имеют силу».
Да, и ты знаешь,
Как при взрыве атомном.
Моя душа изнасилована
Этими фактами.
Вспоминаю о чем-то всуе.
Посылая все к черту лишь.
Я не видела, как ты рисуешь,
Но, верно, умело зачеркиваешь.
.
* чувствую себя одной/второй,
а не одним целым.
мне как-нибудь вместить бы
всё это в периметры тела,
а то разорвет. они говорят пройдет.
они говорят высохнет.
как дождь. им ли не знать ответ на собственное
«зачем ждешь?»
«почему не возьмешь,
не уйдешь?» где-то внутри порвалось,
и уже не зашьешь.
вот только понять бы где. бессердечная и колючая.
уж прости.
холодом сводит пазухи и с ума.
сложно дышать, когда
в легких гнездится стих –
очередной осадок от недо_нас.
очередное «зачем
я ему
(нужна?)» я же почти научилась вставать без рук,
я же почти научилась себя вести.
все, что так громко билось в нас – не сбылось.
подумаешь, где-то внутри что-то
порвалось.
но ему
уже
не срастись.
Мне, наверное, не достать до твоих ординат.
Эти оси секут изнутри и чуть-чуть извне.
Буду карты калечить пальцами наугад.
Интересно, куда я делась, раз не_в_себе? У меня больше нет ни стыковок, ни нас, ни сил.
У какого-то «боже», сидящего наверху
Ты с глазами дрожащими «всё хорошо» просил.
И спасибо тебе. Но я всё равно не смогу. Мы сидели в тетрадных клетках и ждали май.
Было холодно. В душу хлопьями падал снег.
Циферблаты впивались в пальцы, и было жаль,
Что мы — две шестеренки на 6 заведенных «всех». Ты впадаешь в меня на какой-нибудь точке com.
На каком-нибудь олеандровом берегу.
И не вздумай ни разу /это/ назвать стихом.
Просто я по тебе так сильно, что не могу.
Я лежу проводами поперек
Телеграфных
Плеч. Метрономы молчат. Мы –
Привыкшие
К незвонкам. И отсутствию неживучих и
Редких
Встреч. И отсутствию всех, привыкших
К твоим
Рукам. Я наелась по горло их стеганым
«Все
Пройдет». Напилась, нахлебалась
Придурочным
«хорошо». Мы как рыбы стучимся
О километровый
Лед. Не волнуйся так. Будь
Спокоен, что
Не прошло. Эта истина истин дурнее
Всего
На вкус. Это был мой дурацкий
И выдуманный
Фальстарт. Это было не раз и не два уже.
Ну и
Пусть. Лучше так, чем вообще,
Разумеется,
Никогда. Буду дальше с тобой /вроде быть/,
/Вроде просто
Ждать/. Допишу это и сумбурно
Пошлю
В кювет. Буду дальше на стенах
Твой профиль
Себе черкать. Только толку от этого?
Толка здесь
Больше.net
Увы, вот так ломаются мечты.
Глазами карими ломаются в ключицах.
По ребрам скатятся, ломая этажи.
Наруша веру в жизнь и главный принцип.
Увы, так пропадает смысл ждать.
Тут времени песок бежит сквозь пальцы.
И некуда теперь уже бежать...
Приходится вставать и верить дальше.
Под белым перламутровым лицом
Суровый взгляд, набор физиономий.
Сейчас мне страшно думать о «потом» -
Наборе незаконченных историй.
Увы, вот так ломается душа.
Вот так вот рвут цепочки красных нитей.
Ко дну уходит вера неспеша,
Надежда тихо стонет «Помогите».
Все рухнуло. Ты понимаешь? Рухнуло.
Упало вниз и зазвенело ломаным.
«Я ухожу!» — шепнуло мне на ухо,
Упало, разделившись поровну. Срастется снова где-то между ребрами,
Напомнив о себе ночными болями.
Послать сознанье на четыре стороны,
Когда и сколько бы оно ни стоило. Уже не важно, понимаешь? Поздно
Писать туда, где больше не ответят.
Сначала всё. И пусть ржавеют звезды.
Никто не рад им больше так, как дети. И у тебя в ключицах холодело,
Когда разрядом поцелуя
Тебя касались мартовские ветры,
К февральским до сих пор ревнуя. Ты помнишь, как трещали нити вен,
Как все звонки лились сквозь позвонки,
Как мы носились в лабиринтах стен,
Ломая над запястьями замки? Забудь и знай: все будет хорошо,
Теперь воспоминаниями собрано
Все то, где больше нету никого.
А боль сама срастется между ребрами.
Мне душу поизмяли пальцами.
Холодными. Липкими. Грязными.
Поверив в чужеродную двоякость,
О чем-то небывалом нарассказывали. Меня терзали собственным сознанием
И врятли захотели бы поверить
В мое типичное существование.
И даже это захотят проверить... Для вас все это было узаконено,
Чужие оправдания упразднены.
И в одиночку на холодном подоконнике
Смывать следы с души холодные и грязные. По горлу спицами как можно дольше.
Противно просто до изнеможения.
Не надо, слышишь, оправданий больше.
Я больше и не вставлю предложения. По мокрой коже словно мчатся поезда
И рвут ее, постукивая рельсами.
Как заклинаешь: верить Н И К О М У нельзя
И добиваешь депрессивно песнями. Смотреть в туман, пытаясь насквозь.
Там каблуков щелчками наледь упомянута.
Мы остаемся вместе. Дышим врозь.
Мое сознание ошибками затянуто. Нет, я не каюсь. Мне противно просто
За то, что в душу ты залез без разрешения.
Куда деваться... Все такие взрослые.
У ангелов не ищут утешения.
Мы потихонечку уходим в минус.
Прости меня. Прости-прости-прости.
Ты, как система. А в системе вирус.
Прости, что не смогли тебя спасти. Родной мой, горький с сахаринкой запах.
Я улыбнусь и незаметно вспомню наш июль.
Воспоминание, теперь все в твоих лапах,
Надежда, выбей вовсе эту дурь. Не надрываясь, жалобно, так слабо
Мертвели чайки под трамплинами ресниц.
Пусть ветер уведет тебя с собой направо,
Утащит в бездну памяти и лиц. Живешь и кофе пьешь по вечерам.
Эх, память… Твое тихое «Анюта»
Мне чайками по коже по утрам,
Что умирают каждую минуту. Стонали клавиши под натиском кистей.
И кто-то неизвестный – твой избранник,
Как карты красных клюквенных мастей.
И не вини в своих слезах «Титаник». Ты улыбнешься искренне и мило.
Когда-то все бывает в первый раз.
Пусть и давно, но все же это было
Не у кого-нибудь, а именно у нас. __________ Понимаете? Б ы л о.
Ветер с зашарпанных стен собирал объявления.
Тихо катились бумажные вихри к ногам.
Глубже ногтями в ладони впилась от волнения.
Письма последние снова прочту по слогам. Губы родные, но, правда, такие забытые
Снова несут беспросветную жалкую чушь.
Дети дождя, своим горем по горло залитые,
Время не лечит, вы слышите? Я не шучу. Время не лечит, запомните! Просто калечит.
Память остатками бьется в пустые глаза.
Хватит кричать «всё равно» и искать этой встречи.
Хватит уже вспоминать, что однажды сказал. Хватит жалеть, перестаньте насиловать правду.
Просто запомните – время ни разу не лечит.
Вся наша память не больше, чем просто отрава
Тем, кому чудом от времени стало полегче. Четвертью года лечилась, сказали – поможет.
Нету эффекта. Побочные спазмы и только.
Все равно помню, как холодом било по коже.
Я полечилась бы дольше, но времени сколько Надо, чтоб веки уже переполнились счастьем,
Чтоб по щекам запетляли сырые дорожки?
«Мы пошутили» — сказали врачи в одночасье.
Время калечит. Еще потерпите немножко…
Сайт TOP100VK.COM НЕ собирает и НЕ хранит данные. Информация взята из открытых источников Википедия