Анна Борисова – цитаты и высказывания

Но делить жизнь можно лишь с тем единственным, кого любишь, а если такого существа у тебя нет и не будет, то лучше обходиться собственными ресурсами.

Самая ужасная мука — когда хочешь отдать самое дорогое, что у тебя есть — всё, что у тебя есть, а человеку это совсем не нужно.

Счастье тем и отличается от зарплаты или прибыли, что его ничем не заслуживают. Оно — дар небесный.

Если зло совершается вдохновенно и талантливо, это во сто крат хуже, чем если бы его творили бездарно.

Бесполезных людей не бывает, бывают бездарные руководители, которые плохо разбираются в людях.

Я должна чувствовать себя виноватой, если я сделала что-то плохое или могла, но не сделала что-то хорошее. А остальное себе можно и простить.

В конце концов, все по-настоящему грандиозные затеи в начале казались сумасшествием.

Слепой — не тот, кто не может видеть, а тот, кто не хочет видеть и сам закрывает глаза.

Долгие истории лучше всего рассказывать и выслушивать во время долгой дороги.

У него была собственная теория воспитания. Детей нужно дрессировать, как породистых щенят, для самостоятельной жизни — вот в чем главный долг отца и матери, а вовсе не в том, чтоб тешить родительские инстинкты.

Не усложняй простое, не упрощай сложное.

Самый сильный аргумент в пользу существования Бога (если бы в этом вопросе аргументы имели смысл) — это вид пресловутого звездного неба, или заката над морем, или такой вот долины. Божественность мира воспринимается не через логику, а физиологически. Не через голову, а через поры кожи.

Мужчины, как известно, во все времена предпочитали царственным львицам кротких серн.

Не зря говорят: по-настоящему ценишь только то, что у тебя в любую минуту могут отобрать. Жизнь, просто жизнь — абсолютное счастье.

Пока мы, русские, не избавимся от пристрастия к мазохизму, так и будем в дерьме сидеть.

Люди, чьё существование вообще имеет смысл делятся на две количественно неравные части: генераторы и реализаторы.
Генераторы — по-нынешнему «креативщики» — способны продуцировать новые идеи.(...)
Вторая категория — реализаторы этих идей. (...)
Вечная засада российской действительности в том, что у нас генераторы берутся сами осуществлять свои идеи, а реализаторы тщатся креативить.

В двадцать семь лет я еще не знаю: когда мужчины петушатся, вмешиваться нельзя — выйдет только хуже.

Возраст определяется не годами, а внутренним ощущением — поднимаешься ли ты к перевалу или уже преодолел его и спускаешься в долину. Ощущение подъема держится до тех пор, пока у человека больше сил, чем требуется, чтоб просто плыть по течению жизни. Избыток внутренней силы тратишь на движение вверх. Но наступает момент, после которого жизнь берет у тебя больше энергии, чем ты можешь потратить, и тогда начинается скольжение вниз. Это, собственно, и есть старость. Как во всяком плавном спуске, тут есть своя приятность.

Дом — расширение твоего внутреннего пространства, вторая кожа с собственной системой дыхания.

Тратить деньги на брачное оперение, которое тебе никогда не понадобится, Вера считала глупостью. Одежде должна быть зимой — теплой, летом — легкой и любое время года удобной. Точка.

Счастье, которое не сознает, что оно — счастье, это, очевидно, и есть настоящая полнокровная жизнь. Забот и тревог может быть сколько угодно, но счастливая пара отличается от несчастливой не безмятежностью и беспечальностью, а совсем иным параметром: если муж и жена — одно существо, всё прочее не имеет значения.

Никогда не понимала, как могут люди ностальгировать по своей молодости и умиляться ей. Вспоминая себя в том возрасте, я чаще всего чувствую досаду, а бывает, что и жгучий стыд. Такое ощущение, словно в тринадцать лет я — это еще не я, а десятая часть меня; в двадцать семь — максимум четвертинка. Даже пребывая в нынешнем беспомощном положении, я лучше и больше, чем была двадцать, сорок или, того паче, восемьдесят лет назад. Иначе, по-моему и не может быть. Чего стоит человек, если, двигаясь по жизни, он становится хуже, слабее, неинтересней?

У счастья есть один большой минус, а у несчастья — один большой плюс: и первое, и второе когда-нибудь заканчиваются.

Главный женский афродизиак — чувствовать себя объектом вожделения. Женщине очень важно быть желанной, возбуждающей страсть. У мужчины наоборот: ему нужно желать и добиваться.

Дети чаще всего вырастают хорошими, если мать их недостаточно любит.

Главный признак правильно устроенного общества — если в нем старость не страшна и старики не вызывают жалости.

Лучший способ отвлечь и успокоить женщину — разжечь в ней любопытство.

Настоящая женщина — как вода или огонь, вроде одна и та же, но никогда не одинаковая, постоянно меняется, и нет ничего увлекательней, чем наблюдать за этим процессом.

Он боялся не смерти, он боялся жизни! Боялся, что со смертью всё не закончится, а начнётся новая тягомотина, какая-то другая форма бытия, пускай не похожего на земное, но такого же неотвязного и нескончаемого.

В зрелые годы нужно выбирать собеседника из своей возрастной категории. Общие воспоминания, общий язык, общие шутки. А главное — всё понятно без объяснений.

— Минуточку. Бог или есть, или Его нет.
— Для кого-то есть, для кого-то нет. В зависимости от категории, к которой относится человек.
— И много их, этих категорий?
— Всего две. Есть люди, которым хочется всё понимать. И есть люди, которым понимать не хочется, а хочется верить. Верить можно лишь в то, что понять невозможно. Понимать можно лишь то, что не требует веры.
— Я, очевидно, принадлежу к первой категории. Стало быть, мне Бог не нужен? — уточнила Анна.
— Стало быть, так.

Ваша профессия даёт вам возможность видеть человека только снизу. И вам кажется: это всё, что в нём есть. Страх, слёзы, мольбы о пощаде, предательство, враньё.

Молодость нелюбопытна ко всему, что ассоциируется у нее со вчерашним днем, она жадно смотрит только в будущее.

Вы, русские, очень пассионарная нация. Особенно в политике. Спор моментально переходит в ссору, ссора в драку.

Знаете, что такое революция? Это когда сначала все бегают с горящими глазами, надевают красные банты и шумно радуются. Потом мир начинает разваливаться, всё быстрей, всё необратимей, и каждый новый день хуже предыдущего. Перестают мести дворы и улицы. Товары сначала дорожают, затем исчезают. Ночью на улицах кричат «Караул! Грабят!», но никто не свистит в свисток. Во время осенней стрельбы прямо перед нашим подъездом лежал мертвый человек, и целый день его не подбирали — боялись выйти.

Мне всего тринадцать лет, но я уже знаю, из чего складывается формула любви. Подобно тому, как человеческий организм на две трети состоит из воды, любовь на две трети состоит из страха. Особенно, если живешь в такое время и любишь такого человека.
За Давида я боялась всякий день и всякий час.

Не знаю, отчего все так пускают слюни по весне. Отвратительное время года. Тает снег, из белого и чистого мир делается мерзко-серым и неопрятным. Вылезают на всеобщее обозрение сор, дерьмо, трупы мелкой живности — крыс, кошек, ворон. Обнажается шелудивое, неопрятное тело земли — она сама будто гниющий, изъеденный червями труп. С юга прилетают крикливые черные грачи, зато улетают милые пунцовогрудые снегири. Чему здесь радоваться?

Самый лучший любовник — не тот, кто играет на твоем теле, как на фортепиано. Самый лучший любовник всегда — тот, кого ты любишь.

Знаешь, все, кто свихнулся на еврейской теме, неисправимые романтики. Что антисемиты, что сионисты, что талмудисты. Ах, евреи всех ужасней! Нет, евреи всех прекрасней! Они погубят мир! Нет, они спасут мир! А на самом деле евреи такие же болваны, как все остальные.

Человек так устроен, что, если поместить его в психологически комфортную, абсолютно бесконфликтную среду, он начнёт генерировать стрессовые ситуации из-за ерунды.