Викентий Вересаев – цитаты и высказывания

Мы в своей беготне и суетливости нетерпеливо сокращаем жизнь, и возможность насладится ею.

Нет таких самых неестественных движений и положений, в которых бы жизнь не заставляла людей проводить всё их время; нет таких ядов, которыми она не заставляла их дышать; нет таких жизненных условий, в которых бы она не заставляла их жить.

Полная неизбежность всегда несет в себе нечто примиряющее с собою.

Тернистый путь к мечте отравил и обессилил наши смиренные молитвы.

Там, где человек не видит угрозы своей выгоде, он легко может быть и честным, и гуманным.

Существование медицинской школы — школы гуманнейшей из всех наук — немыслимо без попрания самой элементарной гуманности.

Медицина есть наука о лечении людей. Так оно выходило по книгам, так выходило и по тому, что мы видели в университетских клиниках. Но в жизни оказывалось, что медицина есть наука о лечении одних лишь богатых и свободных людей. По отношению ко всем остальным она являлась лишь теоретическою наукою о том, как можно было бы вылечить их, если бы они были богаты и свободны; а то, что за отсутствием последнего приходилось им предлагать на деле, было не чем иным, как самым бесстыдным поруганием медицины.

Мы так боимся во всём правды, так мало сознаем её необходимость, что стоит открыть хоть маленький её уголок, и люди начинают чувствовать себя неловко.

Стыдно и тоскливо смотреть в глаза больному, которому я был не в силах помочь. <...>
Этому я могу помочь, этому нет; а все они идут ко мне, все одинаково вправе ждать от меня спасения. И так становятся понятными те вопли отчаянной тоски и падения веры в своё дело, которыми полны интимные письма сильнейших представителей науки. И чем кто из них сильнее, тем ярче осужден чувствовать своё бессилие.

Буквально каждый шаг вперед в их науке запятнан преступлением.

Нечего отягощать людей своим горем, если помочь они не могут.

Звёздам молятся жрецы. Звёзды воспевают поэты. Учёные изучают пути звёзд, их число, величину и делают важные открытия.

На земле мне всего дороже жизнь и сегодняшний день. Мечты, цели и идеи питаются нашей кровью.

Верю, что небо над нашими головами просветлеет. Голубые лучи скользнут по туманам, и широким светом зальют небесные равнины. По небу разольются лучи. Трепет небывалой радости пробежит по земле и в нас.

Над нами, не видимым туманом сгущается чёрная, угрюмая злоба. Сгущается, растёт и напрягается. И под её гнётом нельзя жить.

Долгие годы шла наша жизнь, тихая, серая и ограниченная, и согревалась она кроткою верою в далёкое счастье.

Мы живем в сыром мраке, растём, любим и умираем, с тихою надеждою, что когда-то на нас снизойдёт свет.

Когда дома близкие спросили меня, какое впечатление произвел на меня Толстой, я ответил откровенно:
— Если бы я случайно познакомился с ним и не знал, что это — Лев Толстой, я бы сказал: туповатый и скучноватый толстовец, непоследовательный и противоречивый; заговори с ним хотя бы об астрономии или о разведении помидоров, он все сейчас же сведет к нравственному усовершенствованию, к любви, которую он слишком затрепал непрерывным об ней говореньем.

Жизнь проделывает над человеком свои опыты и, глумясь, предъявляет на наше изучение получившиеся результаты.