Ролан Быков – цитаты и высказывания

Если в театре не существует тайная группа актёров, которая не мечтает отколоться и создать свой театр, то это очень плохой театр, у него нет будущего.

Спаси меня, великий Боже,
От доброты.
Она меня дробит и множит
До срамоты. Она давно уж не подходит
Под времена
И, как коня, меня подводит
Под стремена. Вокруг друзья с большой дороги,
Как в страшном сне,
И редко кто не вытрет ноги
О душу мне.

Если про свою родину все время слышать ложь, если ее надо любить за те достоинства, которых нет, то в результате можно полюбить «чужую» Родину.

Снимая картину «Внимание, черепаха!», я искал худых и толстых детей, в сценарии была сцена в институте питания, где худых лечили от худобы, а толстых от полноты. Мы искали детей по всей Москве — не находили худых. Когда я попросил завуча одной школы: покажите мне худеньких ребят,  — завуч испугалась и сказала:
— Что вы, что вы, если у нас худеют дети, мы даём им дополнительные завтраки.

Мысль о том, что добро должно быть с кулаками,  — демагогический перевертыш. Сила добра в самом добре, победа добра не в подавлении, не в уничтожении, не в захвате. Тут иной способ победы, добро побеждает тогда, когда оно остается добром,  — в этом и есть его победа. Парад победы добра невозможен. Дело вовсе не в позиции «непротивления по Толстому» – это уже вовсе иные категории, вопрос непротивления — это вопрос борьбы и отказа от борьбы, это вопрос смирения как мудрости. Добро не воюет и не борется, оно существует или нет.

Подлость — не объяснение, объяснение — жизнь! Упрощать – это врать.

Запрет — верх политической импотенции.

Я помню одного своего родственника, который говорил: «Пушкин? Бабник, развратник, царю писал, унижался, денег просил... Гоголь? Онанист, церковник, подхалим... Чайковский? Педераст, барин, жил за счёт любовницы... Пастернак? Жид не жид, всё равно дерьмо». Нападение на личность — вот ещё одно подлое дело мещанина.

Почему-то стала раздражать пресловутая идея демократии. Эта самая демократия почти физически представляется мне чем-то вроде Алеши Баталова — сплошные разговоры о хорошем, личина хорошего, а на самом деле «жри, кто кого может, а ты спасайся как можешь — у нас демократия». Либо наоборот: ты не смей меня трогать — у нас демократия. Мне кажется, что в диктатуре куда больше пользы и справедливости. Демократия — ужасная гадость. И словечко это буржуазное.

Не понимаю музеев, их надо, наверно, научиться понимать, как классическую музыку.

Прежде чем говорить, что человечество должно прислушаться к голосу разума, надо ответить на вопрос, имеет ли сегодня разум свой голос?

Библия — очень человеческая книга, очень! Может быть, самая человеческая. И она, наверно, книга горя: это вмешательство в жизнь полулюдей. Она исходит из того, что убивают, спят с женой друга… Библия исходит из того, что на самом деле, а на самом деле — горе, подлость, разврат.

Взрослые ввели в свою жизнь понятие «хобби» как официальное право взрослого на частичку детства. Это ребенок играет в монетки, взрослый — уже нумизмат.

Гражданка настаивала на починке старинного будильника, старик еврей-часовщик возражал: «Не берём!».
— Но мне сказали, что тут все детали есть.
— У вас есть бабушка?  — спросил часовщик.  — Так вот, у неё тоже есть все детали, но она уже не годится.

О чувстве меры говорят почему-то тогда, когда чего-то много. И получается, что чувство меры — это поменьше. Чувство меры — это именно чувство соразмерности, это и больше и меньше, как необходимо.