Омерзительная восьмерка (The Hateful Eight) – цитаты и высказывания

— Как давно, говоришь, работаешь на Минни?
— Пару месяцев.
— Знаешь, вот будь ты здесь два с половиной года назад, то ты бы увидел знак, висевший прямо над баром. Может, Минни рассказывала?
— Нет.
— Хочешь знать, что за знак, синьор Боб? «Собакам и мексиканцам вход воспрещен». Я помню этот знак с самого первого дня работы заведения, и он висел над баром каждый день. А сняли его оттуда два года назад. Знаешь, почему? Минни стала впускать собак. Наша Минни почти всех любила, но она не могла терпеть всех мексиканцев.

— Вы не держите, когда писаете?
— Зачем? Он же не сбежит.

– Ты убил его. Зачем?
– Нас ведут к этому. Соблюдаешь правила – продул, сделал финт – победа.

Человек, дергающий за рычаг, ломающий шею, будет беспристрастным. Беспристрастие — есть сама сущность правосудия. Ибо правосудие, совершенное с пристрастием, всегда в опасности не быть правосудием.

Когда ты окажешься в аду, скажи, что ты от Дейзи.

Давай разработаем систему знаков. Если я бью тебя локтем по роже, это означает: «Заткнись».

Друг по переписке — практически настоящий.

— Тебе не кажется неправильным вешать женщину?
— Пока не придумали курок, который они не могут спустить, если ты палач, будешь вешать и женщин.

Итак, тебя разыскивают. За убийство. Ради моего примера предположим, что ты это сделала. Джон Рут хочет отвезти тебя в Ред-Рок, чтобы осудить. Если тебя признают виновной, горожане тебя повесят на площади, и я, как палач, сделаю свою работу. И, если соблюдены все эти моменты, это — то, что наша цивилизация считает правосудием. Однако, если родственники и близкие того, кого ты убила, стоят за этой дверью — прямо сейчас! — и если, выбив эту дверь, они возьмут, вытащат наружу и повесят тебя за шею, — это будет называться самосуд. Итак, хорошо в этом самосуде то, что он прекрасно утоляет жажду. А плохо то, что он не всегда бывает справедлив. Но, в конечном счете, в чем реальная разница между ними? Реальная разница — во мне. В палаче. Мне неважно, что ты сделала. Я не получу удовольствия от твоей смерти. Это моя работа. Повешу тебя в Ред-Роке, перееду в другой город и повешу кого-то еще. Человек, дергающий за рычаг, ломающий шею, будет беспристрастным. Беспристрастие есть сама сущность правосудия. Ибо правосудие, свершенное с пристрастием, всегда в опасности не быть правосудием.

Дверь — дерьмо.

— Это у тебя письмо от Линкольна?
— От Линкольна что?
— Ну, письмо. От Авраама Линкольна.
— Президента Авраама Линкольна?
— Да. Друзья по переписке.
— С президентом?
— Извини. Я слышал, что у вас у кого-то есть письмо от Авраама Линкольна. Думал у тебя.
— Не у него. У чёрного парня, он в конюшне.
— У нигера в конюшне есть письмо от Авраама Линкольна?
— Да.
— У нигера в конюшне есть письмо от Авраама Линкольна?

Вешать надо только отъявленных, но отъявленных обязательно надо вешать.

Знаю, американцы не склонны позволить мелочи, вроде безоговорочной капитуляции, встать на пути доброй войны...

Мне сложно поверить, что горожане выбрали тебя на какую-либо должность, кроме покойника.

Нет учителя, кроме врага: он укажет на твою слабость и свою силу.

Недостаточно победить в одной драке. Надо победить во всех сразу. Раз и навсегда.

Мне трудно уважать кого-то только за старшинство, сэр.

– Не быть тебе офицером! Я тебе честь отдавать не стану!
– Куда Вы денетесь, сэр?
– Ещё двадцать отжиманий!

– Нам нужен Юлий Цезарь, нужен Наполеон.
– Мы ставим на тебя.
– С Цезарем покончили предавшие его соратники.
– А Наполеон тоже сдулся.
– Но прежде он покорил полмира.

– Без моей команды рот не раскрывать! До всех дошло?!
– Даже если мой вопрос по делу?
– Заткнись, Виггин!

– Ты же не хотел драться.
– Но ответил вдвое. Как научил меня Питер. Я ведь много дрался, Вэл. Я побеждал, потому что всегда понимал противника. А когда понимаешь...
– Начинаешь любить.
– Невозможно по-настоящему узнать кого-то и не полюбить так, как он любит себя, но в этот момент...
– Ты бьёшься с ним.
– Уничтожаю. Чтобы никогда больше не посмел сунуться.