Мариуш Вильк – цитаты и высказывания

Жизнь на Севере — суровая и трудная, и здесь как на ладони видно, кто чего стоит, все равно — будь он русским, поляком или евреем. Здесь природа одинаково относится к людям: то морозом травит, то с ума сводит, то опять-таки восхищает северным сиянием. В «Соловецких записках» ты можешь прочитать о моем увлечении этими людьми, с которых содрали кожу, живущими между бытием и небытием, пьющими насмерть. Если бы «кожу» заменить русским словом «мишура», то ты был бы прав — это увлечение жизнью. Между бытием и небытием. На грани. Итак, я дошел до грани. Далее уже только лед, снег и вечная мерзлота. Ни следов человека, никаких раскопок, никаких руин… И до космоса отсюда ближе, ибо не природа, а небо здесь диктует ритм: цикл солнца, полярная ночь, северное сияние. И последний рубеж… ведь Острова, по поверьям саамов, лежат на полпути в тот мир — как келья монаха, как зона. И еще одно… Гомбрович когда-то написал: «Я один. Поэтому я больше существую».

Не уйти от самого себя, и следует только понять, кто ты.

Россию лучше всего переживать с Севера — вдали от Москвы и от Петербурга, вдали от суеты и молвы. Во-первых, потому, что Русь здесь сохранилась лучше, ибо ни татарское иго сюда не дошло, ни крепостное право, а некоторые шутят, что и коммунизм так сюда и не добрался. Во-вторых, здесь у тебя есть время и уединение, необходимые для того, чтобы нырнуть вглубь — под мерцающую поверхность сиюминутных событий. И в-третьих, здесь действительно сам для себя измеряешь каждый куб дров, каждый невод рыбы, и каждую зиму по пальцам считаешь наедине с самим собой.

Окна нашего дома выходят на залив Благополучия, стол, за которым я пишу, переходит в море. Зимой лист бумаги сливается с белизной льда за окном, а следы чернил так внезапно впадают в лыжную tropu, что я зачастую не понимаю, сижу ли еще за столом или уже несусь по морю. Зимой ветры лепят снег, каждый день по-новому, занося тропу. А летом вода плещется на краю зеленого полотна и можно часами наблюдать то отлив, то прилив, переменчивый рисунок волн на песке, соли на камнях. Летом можно и погрузиться (взглядом) в морскую бездну не вставая со стула. И быть может, именно здесь, на границе моря и письменного стола — стихии и вещи, легче понять мой замысел: попытку уловить действительность, придать ей форму, запечатлеть в слове.

Сперва лед набухает водой, будто кислое молоко. Делается губчатым, хлипким и обманчивым. Кое-где желтеет, в другом месте сереет… грязной полоской. Далеко на горизонте появляется пояс живой воды, словно нитка света. Это идет к нам море. А с ним птицы. Первыми прилетают чайки. Потом лед чернеет и лопается… Прорезанный пропастями, потрескавшийся, то здесь, то там он еще громоздится, трещит, а местами уже проваливается в глубину. Полоса живой воды на горизонте растет, искрится, мерцает. Ветер приносит запахи моря, крики птиц. Летят журавли, лебеди, гуси… Наконец первый весенний шторм с грохотом ломает лед. Волны дробят льдины. Вода перемалывает сало. Море уже здесь. И птичий переполох…

Соловецкие острова — это одновременно суть России и ее предвосхищение.