Мария Семенова – цитаты и высказывания

Одинокая птица над полем кружит,
Догоревшее солнце уходит с небес.
Если шкура сера и клыки что ножи,
Не чести меня волком, стремящимся в лес.
Лопоухий щенок любит вкус молока,
А не крови, бегущей из порванных жил.
Если вздыблена шерсть, если страшен оскал,
Расспроси-ка сначала меня, как я жил.
Я в кромешной ночи, как в трясине, тонул,
Забывая, каков над землей небосвод.
Там я собственной крови с избытком хлебнул
До чужой лишь потом докатился черед.
Я сидел на цепи и в капкан попадал,
Но к ярму привыкать не хотел и не мог.
И ошейника нет, чтобы я не сломал,
И цепи, чтобы мой задержала рывок.
Не бывает на свете тропы без конца
И следов, что навеки ушли в темноту.
И еще не бывает, чтоб я стервеца
Не настиг на тропе и не взял на лету.
Я бояться отвык голубого клинка
И стрелы с тетивы за четыре шага.
И боюсь одного — умереть до прыжка,
Не услышав, как лопнет хребет у врага.
Вот бы где-нибудь в доме светил огонек,
Вот бы кто-нибудь ждал меня там, вдалеке...
Я бы спрятал клыки и улегся у ног.
Я б тихонько притронулся к детской щеке.
Я бы верно служил, и хранил, и берег -
Просто так, за любовь — улыбнувшихся мне.....
Но не ждут, и по-прежнему путь одинок,
И охота завыть, вскинув морду к луне.

Тот, кого я всегда жду, все плутал где-то, не торопился ко мне.

Если ты меньше ростом — это твое преимущество. Если ты выше — это опять преимущество. Надо только уметь им воспользоваться.

От его ладоней могли приключиться мозоли у топорища, но никак не наоборот.

Человек, для которого страха гибели просто не существует, — самый опасный противник.

Не хвались, что силён, встретишь более сильного.

Бывает и так, что сильному приходится склониться перед сильнейшим.

Ненависть убивает живых и поднимает в дорогу мёртвые кости, но любви подвластны гораздо большие силы.

Я почему-то сразу понял, что это был князь. Хотя никакого такого убранства на нём не заметил, ни гривны на шее, ни крашеного плаща. Гридень вроде и гридень, а по одёже так и не из первых. А есть же что-то, без языка величает, без слова рассказывает: князь!

Что хорошо в сказках, в обычной живой жизни никуда не годится.

Хорошо быть бесстрашной, когда никто не пугает.

Во мне играла смелая, праздничная, задорная сила — как всегда, когда преодолён труд и мнится, будто иначе быть не могло, и хочется посмеяться над собственными сомнениями и страхом, и даже чуточку жаль, что испытание уже позади: повторится ли ещё раз такая победа, такое ощущение крыл за спиной?

Волкодав попробовал мысленно сравнить себя с Эврихом и нашёл, что они различались примерно так же, как пушистый домашний любимец — и лютый цепной зверь, которого боится даже хозяин.

Когда нету доброго покоя в душе, когда ждёшь чего-то тревожного и вдобавок не устал телом, чтобы как следует провалиться, — бывает, приходят странные сны.

Ты думал: вот-вот полечу, только крылья оперил!
А крылья сломались — и мир не заметил потери.

Мало умения отплатить добром за добро, много труднее решиться первым преодолеть страх и шагнуть навстречу, заткнув боевые рукавицы за пояс.

— Удивительна твоя молитва, — сказал Гартешкел.
Все обернулись к нему, и он пояснил:
— Ты ни о чём не просил своё Божество, — подумал и добавил: — И не утверждал превосходства Лунной веры над прочими...

Честь, это такое богатство, за которое не жаль умереть. Нельзя её ни подарить, ни отнять, можно лишь потерять или обрести самому.

Всякое завтра рано или поздно превращается во вчера и ещё быстрее — в десять зим тому назад.

Ведь право рассуждать, ответственность решений –
Кому-то благодать, кому-то тяжкий груз.

Обычно отроки ночевали здесь по двое-трое. Я сидела одна. Да. Никак у меня что-то не получалось быть — мы. Получалось: все остальные — и я. Отовсюду торчала сухим сучком из бревна.

Страшна неизвестность, но предопределённость хуже стократ.

Никогда!
Внук Ворона повторял про себя это слово и, как мог, пытался постичь его смысл. Выходило нечто похожее на бездонный колодец, заполненный густой темнотой...

Когда человек не желает оправдываться, это всегда впечатляет.

Первый раз – всегда первый раз, что там ни говори. Первая любовь, первый бой... Хочешь не хочешь – запомнится на всю жизнь.

Удача — она ведь просто так в руки не дается. Она придет только смелым и умеющим ее приманить!

Не всё продаётся за деньги, не всё покупается.

Он со всех ног примчался в конюшню и поседлал лошадку трясущимися руками. Дядя Харгелл отдаст ему письмо от Эрезы, он сразу прочитает его… и будет читать снова и снова целую зиму, всякий раз вычитывая нечто новое, сразу не понятое, не замеченное… Уздечка, кусок пушистого упругого меха на спину, пёстрый войлок, седло!... Вот так всегда – ждёшь, ждёшь, ждёшь. И вдруг то, чего ждал, наступает стремительно и внезапно, и оказывается, что ты его почти прозевал, и надо поспешать бегом, чтобы не опоздать совсем безнадёжно!

Что было хорошо для него, вовсе не являлось благом для других. Эти другие, может, жить не могли без того, от чего он, Волкодав, готов был удрать без оглядки. И были по-своему правы...

Рушилась в пламени Злая Берёза, метельная зимняя ночь навек поглощала Того, кого я всегда жду. Рвался к небу последний костёр Славомира. Не станут нас с ним закапывать вместе в снег. Дотла, до серой золы выгорал во мне Хаук, его колдовская свирель, его синие, отчаянные глаза. Для меня не сбудется баснь. Они никогда не сбываются, потому-то их и рассказывают. Давно было мне уже пора это понять.

Только не говорите мне про безгрешных младенцев, не выучившихся различать зло и добро и не смыслящих в одиннадцать лет, что это больно, когда бьют. Когда самого, тут, небось, каждый сразу смекает. Вытянется, выдурится? Пожалуй. Видели мы таких. Иным и шею сворачивали.

— Если я правильно понимаю, — замялся аррант, — те слова, что он обратил против тебя, суть непроизносимые речи, которые ваш закон велит смывать только кровью?
— Может, и велит, — поглядывая наверх, сказал Волкодав. — Только не наш закон, а сегванский.
— А у вас как принято отвечать на такое?
— У нас, — проворчал Волкодав, — говорят «сам дурак».

Ты занят делами, ты грезишь о чем-то желанном,
О завтрашнем дне рассуждаешь, как будто о данном,
Как будто вся вечность лежит у тебя впереди...
А сердце вдруг — раз! — и споткнулось в груди.

Ты совершаешь поступок и думаешь, что всё останется как прежде? Ты ошибаешься.

Можно, оказывается, сробеть и перед самим собой, перед своим собственным умыслом: полно, мол, да я ли эдакое затеял?

Ночь последняя перед боем, перед смертью или перед свадьбой, нет её хуже, нет длинней.

В Морской Дом сын хёвдинга добирался долго. И дошёл туда голодный, оборванный и одинокий. Но всё-таки дошёл. Потому что уж если кто родился не трусом — это проявляется скоро!

Отказаться от мести может поистине лишь величайший герой. Которому никто не указ, — ни люди, ни Боги, ни судьба.

(...) тому не нужна лучшая доля, кто за нее не дерётся!

Матери таковы: всю кровь по капле отдадут ради детей. Даже ради самых бездельных, от которых не дождёшься толку ни нынче, ни потом.