Кризис в шести сценах (Crisis in Six Scenes) – цитаты и высказывания

— А мы между тем совершили уголовное преступление.
— Я знаю. Зато уровень адреналина в крови повысился, нет?
— Я предпочитаю, чтобы он оставался ниже уровня ватерлинии.

Если не нравится мир, то ты должен его изменить своими руками.

Важнее всего не знать и понимать мир, а менять его.

— А как же Алан, женишок, он не боится — загребут и пошлют воевать?
— Он не годен к строевой. У него грыжа какая-то.
— Я всегда был не годен и этим горжусь. У меня психика нестабильная.

Помолиться ли что ли на случай, если бог есть, а я все эти годы ошибался?

— Кто это?
— Ну, я не знаю. Ну, она... она заблудилась, очевидно.
— Это наша дочка, милый, дочка.
— Это что, это кто, наша дочь, да?
— Крепко же ты уснул.
— И давно ли?
— Да. Элизабет.
— А, наша маленькая малышка Присцилла.
— То есть вы не одни?
— Наша дочь не в счёт. Она родилась посредством кесарева.
— Она кажется мне знакомой.
— Да. Нам тоже.

Я на стороне угнетаемых, но я не готова обливаться бензином и поджигать себя.

Мы что добровольно себя подписываем на жизнь среднего класса, на идею дома, очага, собак, детей, всего такого, пока нас ждёт весь мир и куча непеределанных дел?

Я родом из бедной бруклинской семьи. Мой отец был пекарем. У нас денег вообще не было. Я прокрадывался к нему после работы и высасывал джем из пончиков с джемом. Это мне вместо десерта было.

Ты видела хоть, сколько она ест? Это что, все революционеры столько едят? Что и Ленин столько ел, что ли?

— Я скоро уеду.
— Скоро — это слишком медленно. Можно пораньше как-то, чем скоро?

— Ее родители погибли во время цунами.
— Да. Их затопило горячей лавой.
— Во время цунами?

Всегда с ней так. Ну вот надо, чтобы мать похлопотала. Я бы тоже стал таким, если бы моих родителей сгубило цунами с горячей лавой, падающими камнями и тайфуном.

— Есть в ней что-то такое, что меня заводит.
— Да, знаю. Фрейд об этом писал. Желание умереть называется.

Я потомственный лжец. У меня в семье это гены.

У тебя в супе с моллюсками нет моллюсков. Тебя это не волнует совсем?

Видишь, я была права: у тебя просто обветрились губы, это не плотоядный вирус.

— Председатель Мао считает, что спокойное сердце усмирит любую панику.
— Ой, да в жопу твоего Мао. Мы с тобой сядем, а Мао продолжит сидеть у себя во дворце и есть свиные рёбрышки.

— Слушайте, а вы вроде сумасшедший затворник?
— Ну да. Ну слушайте, я же то и дело выезжаю, ну там за продуктами, ну... и на колоноскопию там.
— Да. Делали мне ее. Горло мне жизни не давало, но врач достал эту гадость.

— Спорт — ещё один опиум для народа.
— Слушай, твои соратники считают, что опиум должен быть опиумом для народа.

Я истовая революционерка, и пока мир не изменится к лучшему, не видать мне покоя.

Кто бы не рулил страной, черных все равно будут иметь, богатые продолжат богатеть, а войны не кончатся.

У меня был мозгоправ — жёсткий фрейдист. Никогда не говорил и не шевелился. Однажды я пришла и легла на кушетку. Кажется, минуты через три его шарахнул инфаркт, и он умер, а я не поняла и проговорила 55 минут. Кажется, это был самый продуктивный сеанс за все время.

— Где ты бомбу взяла?
— Сама собираю.
— Собира... Нет, ты слышала? Она собирает бомбы. Меня в летнем лагере учили корзинки плести.

— Милый нас грабят, грабят. Кто-то крадет наши вещи.
— Ну и что? Ну Что там красть-то? Ну, пускай, ну горшки заберут, ковер, ну и что, все равно я его не люблю.
— Я пойду с тобой, с тобой, ясно.
— А чем ты поможешь? Нет, нет, слушай, я не знаю, что именно делать.
— Я пойду с тобой. Пожалуйста, возьми кочергу.
— Взять кочергу? А если у противника будет кочерга побольше?

— Мы с Дагом осенью отправляемся в круиз. Глупо спрашивать, поедете ли вы.
— Ну. Сид и круиз...
— На корабле отправитесь?
— Однозначно, по воде.
— Это большая лодка.
— Конечно, ещё и не качается ровно до тех пор, пока на нее не попадешь.

Бойся фанатиков, за какую бы справедливую цель они там не стояли.

— Не сопротивляйся. Если внизу кто-то будет, отдавай все драгоценности.
— Ты никогда не покупал мне драгоценности.
— Ну, так а ты и никогда и не хотела их. Я купил тебе обручальное кольцо.
— Я не отдам им свое кольцо с бриллиантом. Надеюсь, его вообще не заметят. И брошку с изумрудом, подаренную на Рождество, не отдам.
— Можешь отдавать — это подделка.
— Серьезно?
— Да. Хорошая. Ты же поверила, что настоящая

— Стать бы снова молодым.
— Нет, я бы не хотел. Это ж придется во Вьетнам отправляться.

— Ну разве не прекрасный сок? Там даже искусственная мякоть есть, чтобы походило на настоящий сок.

— Помнишь, как пытался увести меня у Генри Гудвина?
— Что, у толстого заики, который по тебе все сох?
— Да, он сделал мне предложение.
— Но что же с ним стало, Господи Боже?
— Он взял нобелевку по химии и заработал миллиард изобретением какого-то лекарства.
— Ну, тебе повезло, что ты осталась не с ним, а со мной.

Ты — бабуся из пригорода. Господи Иисусе! Тебе не о радикальной политике, а о замещении тазобедренного сустава думать впору.

— Знаешь на кого ты похож с этой прической? Я только что поняла.
— Ну-ка.
— Знаешь актера Перси Хелтона?
— Кого?
— Перси Хелтона. Ты сказала, и я увидел. Блеск. Он всегда играл жалких, писклявых, мелких неудачников.