Кэтрин Стокетт – цитаты и высказывания

Момент, когда ваше дитя заявляет, что ненавидит вас, — а через это проходит каждый ребенок — это как удар ногой в живот.

Больно осознавать, как легко подруга может расстаться с тобой.

— Они не только существуют, эти границы, но ты не хуже меня знаешь, где именно они проходят.
— Я тоже так думала. А теперь в это не верю. Границы у нас в головах. А люди вроде мисс Хилли всегда пытаются заставить нас поверить, что они есть на самом деле. Но их нет.

У меня пятеро детей, и я горжусь, что научила их говорить «да, мэм» и «пожалуйста», прежде чем произнести слово «печенье».

Да она на перекличке в дурдоме первой отзывается.

— Грудь — это для спальни и вскармливания детей, а не для светских раутов.
— И что ей прикажешь делать? Оставить грудь дома?!

Но мне необходимо знать, что же произошло между ними. Не из любопытства. Просто у меня никогда не было близких отношений. Я должна знать, из-за чего расстаются навек. Сколько правил можно нарушить, прежде чем тебя бросят, и какие из правил самые главные.

Я не хочу ничего чувствовать. Хочу замёрзнуть изнутри. Хочу, чтобы ледяной поток устремился прямо в сердце.

Девушкам без личной жизни никто не рассказывает, что воспоминания могут быть почти такими же приятными, как сами события.

Запрещённые книги я всегда заказываю у книготорговца в Калифорнии, рассудив, что, если штат Миссисипи запретил их — книги наверняка стоящие.

Женщины, они совсем не то, что мужчины. Женщина не придет к тебе с дубиной в руках. У них есть маленькие изящные инструменты, острые, как ведьмины когти, но чистые, аккуратно разложенные, будто на подносе у дантиста. Они ловко с ними обращаются.

Миссисипи мне как мать. Только мне позволено жаловаться на нее. Но берегись любой, кто посмеет дурно отозваться о ней в моем присутствии, если, конечно, она и не его мать тоже.

О, как чудесны общие секреты.

Она улыбается, будто такая мысль никогда не приходила в ее покрытую лаком для волос голову.

Вспоминаю, как Малышку отшлёпали из-за меня. Вспоминаю, что она слушала, как мисс Лифолт назвала меня грязной, заразной. Автобус несётся на Стейт-стрит. Мы пересекаем мост Вудро Вильсона, и я сжимаю челюсти с такой силой, что едва зубы не ломаются. Чувствую, как горькое семя, поселившееся во мне после смерти Трилора, всё растёт и растёт. Хочется закричать так громко, чтобы Малышка услышала меня, что грязь – она не в цвете кожи, а зараза – не в негритянской части города.

Кому же не захочется обсудить чужие неприятности, когда твоя жизнь вся наперекосяк.

Каждое утро, пока не помрешь и тебя не закопают в землю, тебе придется принимать это решение... Тебе придется спрашивать себя: «Собираюсь ли я поверить в то, что сегодня эти дураки скажут обо мне?»

Никто ничего не говорит, но мы все-таки умудряемся вести разговор.

Любой человек помнит свою первую учительницу, верно? Мы, может, и не помним, чему нас учили, но уж поверьте, я достаточно детей вырастила и знаю точно: первая учительница — это важно.

Мне всегда было забавно, как это детишки верят всему, что им скажешь.

Я всегда считала, что безумие страшно, мрачно и горько, но оказалось, что, когда погружаешься в него на самом деле, оно мягкое и вкусное.

Требуется молодая секретарша. Умение печатать необяз. Звонить мистеру Сандерсу.
Господи, если ему не нужно, что бы она печатала, то что же ему от неё нужно?