Dragon Age: Inquisition – цитаты и высказывания

— Как ты это делаешь с волосами, Дориан? Магия?
— Всего лишь гигиена и расческа. Надо будет представить тебе этих двух дам.

— Ну же Варрик, просто ответь на вопрос.
— Моя матушка дурачков не растила. Посверкунчик. И не подумаю в это лезть.
— Есть же у тебя какое-то мнение! И ты гном! Совершенно непредвзят, можешь рассудить.
— Да хоть всё золото Орзаммара пообещай, не буду я отвечать на вопрос, какой маг в Инквизиции лучше всех одевается.

Нельзя обработать рану, не зная, насколько она глубокая. Как нельзя утолить боль, скрывая ее. Нужно это принять. Смириться и с кровью, чтобы что-то исправить.

Мы могли бы сделать мир лучше, но отвернуться гораздо проще.

Так эгоистично, наверное, не хотеть всю жизнь выворачиваться наизнанку.

— У меня к вам серьезный вопрос, Железная Леди.
— Я вся внимание.
— Если при императорском дворе кто-нибудь за ужином воспользуется не той вилкой, это будет хуже смерти? Или же он просто потеряет положение в обществе?
— Трудно сказать, цветик мой. Всех, кто в прошлом так ошибался, немедленно закалывали нужной вилкой.

— Гномы — чудики.
— Согласен.
— Ты всё испортил!

У моего народа есть пословица: «Больше всего крови — на руках целителя». Нельзя обработать рану, не зная, насколько она глубокая. Как нельзя утолить боль, скрывая ее. Нужно это принять. Смириться с кровью, чтобы что-то исправить.

— Искательница, у тебя интересные способности, мне всегда было интересно, как ты гасишь магию.
— Ты никогда не видел храмовников?
— Я же отступник.
— И за тобой никогда не гнались храмовники?
— Я очень острожный отступник.

— Ну вот, друг мой эльф, снова мы разгребаем людскую заваруху.
— И чтобы делала Инквизиция, не уравновешивай её мы, а, мастер Тетрас?
— Наверное, жгла бы все без разбору.
— Вполне в духе большинства известных мне людей.

— Знаешь, что мне в тебе нравится, Смеюн? Твой бесконечный оптимизм.
— Как хорошо иметь товарища, который додумывает тебе недостающие качества!
— Нет, я серьезно. Стал бы иначе эльф-отступник помогать церковникам закрыть трещину в небе?
— Если так посмотреть, то и не поспоришь.

— Я слыхал, твои книги очень популярны, мастер Тетрас.
— Не жалуюсь.
— Искренне за тебя рад.
— Правда? А где же сарказм, где взгляд свысока?
— Мы живем в темное и недоброе время, дитя Камня. Почти все, во что народы верили, рухнуло. Если у тебя получается подарить им покой в мирах между страниц, ты уже делаешь больше, чем прочие.

— Неужели ты боишься магии, Сэра? Для меня это столь же обыденный дар, как для тебя твой лук. Ведь нет ничего страшного в правильно используемом инструменте.
— Скажи это всем «правильным» магам, которые трясут своими инструментами перед приличным народом!
— Ну и картинка.
— А Корифамус? Его «инструмент» тебя устраивает?
— Ты же не про... Нет, лучше не буду продолжать.
— Ладно, слушай, пусть у тебя дар, а у меня нет, только не суй его куда не просят, угу?

— Разве ты не должен рассказывать смешное? Почему у тебя все истории скучные?
— Знаешь, я бы обиделся, если бы не знал, что «скучные» в твоём понимании — это «составленные из слов».

— Сделай одолжение, Дориан? Предупреди, если соберешься отдаться демонам и всякое такое.
— И как ты себе это представляешь? Иду я по дороге и — бац! — демон. «Отдаться ему, что ли...» Нет, конечно, такое может случиться при всем моем опыте... Но ведь и ты можешь нечаянно ткнуть в глаз стрелой.
— Так ты предупредишь или нет?
— Предупрежу, конечно. Но только по большой дружбе.

— Эти ваши магистры — они все как Корфипейс?
— Не совсем. Корифей единственный в своем роде. Изначальное порождение тьмы, как оказалось.
— В смысле, они все чокнутые? Хотят быть богами? «Муа-ха-ха-ха»! Такие?
— А, ты про это. Нет, не все, но таких хватает.
— И ты их не убил? Почему?
— А все равно придут новые. «Корифеями» не рождаются, ими становятся.

— Варрик, как ты мог допустить, чтобы рыцаря-капитана ложно обвинили в убийстве?
— «Допустить», скажешь тоже. Я целых три главы фундамент закладывал.
— Но она же не заслужила! Ей и так уже досталось!
— Знаешь, Искательница, когда любишь своего персонажа, то мучаешь его, ломаешь ему жизнь, заставляешь страдать... Иногда посылаешь на героическую смерть.
— Ерунда какая-то.
— Тебя зацепило, поэтому ты споришь. Если бы она подремала и спокойно провела вечер, ты бы не стала про это читать.

— Кем бы меня не считали в Тедасе, я ничем не выше и не лучше других.
— Ты же слышала, как люди пели после нападения на Убежище. Может, для тебя это еще и не повод подумать о высшей силе, оберегающей мир, но для них — вполне. Единственная надежда, какая у них есть, — это ты.

— А Хоук выше, чем я думала.
— Дай угадаю: это первое, что ты ей сказала?
— Ну, не первое...
— Вот что, Искательница. Когда в следующий раз будешь, грозя ножом, из меня вытягивать историю, специально сделаю героя повыше.

— Нет, ну надо же. Из всех моих книг выбрала самую отвратительную. Почему хотя бы не «Трудную жизнь в Верхнем городе»?
— Тайн и расследований мне своих хватает.
— Настолько, что в свободное время не хочется поразмыслить над чужими?
— А ещё ты убил моего любимого персонажа в третьей главе. Я книжкой запустила в стену и больше её не читала.
— О-о, вот и критика пошла. Все с тобой ясно.

— А что подвигло тебя написать о Хоук? Во всех остальных твоих книгах события вымышлены.
— Кто-то же должен был рассказать всю правду о Защитнице.
— Однако вранья в книге выше крыши.
— Правдивого вранья. Это важно.

— Варрик, ты ведь уже знаешь, что я кандидатка на Солнечный трон?
— Слыхал.
— И что? Даже не съязвишь?
— А что?
— Не то чтобы я напрашивалась на твои издевки, но их отсутствие о чем-то говорит.
— Тебя на посту Верховной жрицы и представить-то жутко. Решил не обращать внимания: глядишь, цел останусь.

— Я думал, Искательница, у тебя будут более сильные чувства к храмовникам, вступившим в Инквизицию. Знаешь, такие... побуждающие кинжалом шпынять.
— Не все мои чувства побуждают шпынять кинжалом.
— А-а, так это я был такой особенный? Прямо горжусь.

Если на вашей золотой статуе Андрасте есть узор в виде маленьких статуй Андрасте — вы в Орлее.

— Мне одному кажется, что вон те птички над нами кружат?
— Это они примеряются к тем трупам, что мы оставили. Ты просто подарок Создателя для тех, кто любит мертвечину.
— Ты сейчас говоришь как один критик из Ривейна.

— Я подслушал тебя в таверне, Блэкволл. Выведываешь, значит, про меня с Инквизитором?
— Мне просто показалось, что я плохо расслышал.
— У тебя есть вопросы? Усы дрожат от любопытства?
— Я не хочу лезть в дела Инквизитора.
— Уверен? А то я даже схемы нарисовать могу.
— Нет. Спасибо.

— Как тебя лучше назвать — поседевшим или возмужавшим?
— А что, у меня есть выбор?
— Нет, просто пытался соблюсти вежливость. Значит, будешь «поседевшим».

Рассказчик должен верить в свою историю. Если он не верит, то и никто не поверит.

— Кассандра, когда в следующий раз будем тренироваться — можешь бить чуть-чуть послабее?
— Зачем? Ты прекрасно держишь удар.
— Да, но предпочел бы не ощущать их всеми костями.
— Не знала, что ты у нас из стекла.
— Спасибо. В данный момент — из толченого.

Что это за люди такие, что при малейших неприятностях ударяются в разбой? Или они просто так топоры точат и напастей ждут? Развлечение у них такое, может?

— Ты смеешься не как тевинтерец.
— А как же должен смеяться тевинтерец?
— Жестоко и по-дурацки, как-то так... [Гогочет.]
— О нет. Так смеяться нельзя, пока грамоту магистра не получишь.
— Так и знала! Варрик проиграл мне золотой.

— Думаешь когда-нибудь вернуться в Неварру, Искательница?
— Зачем? Так не терпится от меня избавиться?
— Вообще-то и не думал, но теперь, когда ты подала идею...
— А почему ты так уверен, что я не возьму тебя с собой?
— О да, душа моя! Я прирос к тебе!
— Ага, корни пустил. Как сорняк.

Настырность порой лучше безупречности. Мне нравятся те герои, что ищут свой предел, сколько бы они ни проигрывали. Легко быть храбрецом, когда все время выигрываешь и все идет по-твоему. В этом нет ничего великого.

— У долийцев нет храмовников, поэтому они стараются не держать в клане много магов.
— Но я не маг.
— Ты носишь посох.
— Это... Лук!
— Ну да, лук... со светящимся кристаллом на конце.
— Да. Это для прицеливания. Старая эльфийская штука, вам не понять.

— Что, серьёзно? «Мечи и щиты»? Где откопала-то хоть? На дне бочонка в Пыльном городе?
— Я вела расследование! Хотела... узнать побольше о Защитнице.
— О Защитнице я совсем другую книжку написал. Может, помнишь? Ты ещё нож в неё засадила когда-то.
— Ту я целых два раза прочитала.

Если не можешь быть безупречным — а кто может? — будь ярким. Никто не заметит разницы.

— Сначала твои истории ненастоящие. Потом их читают, и они воплощаются.
— Читателей главное зацепить — и они твои навеки.
— Читатели читают, мечтают, чувствуют. Духи за Завесой сгущаются, получают очертания от чтения.
— У меня есть поклонники в Тени? Ну и ну. Жаль, что нельзя с ними повидаться.
— Ты пишешь, чтобы пронизать пелену? Собрать осколки песни?
— Не уверен, что понимаю тебя, парень, но, может, и так.

— Ветер всегда куда-то летит. А что он делает, когда прилетает?
— Наверное, надевает шляпу и болтает без конца.

— Выходит, Коул, ты можешь быть невидимым по желанию? А других людей можешь так спрятать?
— Да. Но я устаю. И это не выходит, если они громкие. Или злые. Или яркие.
— А предметы? Можешь сделать так, чтобы люди не замечали вещь?
— Может быть. А что, например?
— Ну я не знаю. Книгу, коробку... ящик... повозку с ящиками?

— Они когда-нибудь молчат?
— Парень, говорить нужно более конкретно. Кто молчит?
— Люди в голове. Они ненастоящие, но говорят и думают. Иногда ты смотришь их глазами.
— Если бы они замолкали, мне бы не приходилось столько писать.