Аглая Дюрсо – цитаты и высказывания

Она написала мне что-то про секс. Я сказал: какой секс, это же опасно. Лучше в горы. Она мне написала: «Какие горы? Это же опасно. Лучше секс :)»

Это чудо в прямом, настоящем смысле. Это же надо: из стольких тысяч человек мне понравился этот. И я понравилась ему. Так практически не бывает.

Я нуждаюсь не в точном ударе, а в тепле, любви и нежности. Как всякий человек. Только не стесняюсь в этом признаться...

С ней я могу быть таким, как я есть. А не таким, как привык.

Никого не волновало, где я, когда я приду, почему я так много курю, отчего худею и почему не сплю по ночам. От этого хотелось взвыть. Мне никто раньше не говорил, что одиночество — это просто одна из форм свободы.

Разнообразие жизни отвлекает от однообразия страданий души.

Я всё равно счастлива. Потому что, оказывается, я живая. У меня живая душа. И она может болеть. И слава Богу.

Я владею хоть пока и не признанным, но боевым искусством. Искусством жить.

Я сказала: «Пропади всё пропадом» — и отключила телефон. Потому что это головная боль и вредные излучения.

Я написала, что терять мне особо нечего. Что сначала я думала: нет так нет. А теперь понимаю: ничего подобного. Лучше есть как есть. Хотя бы.

Я сделала всё, что могла. Но это не понадобилось. Кто может, пусть сделает лучше. Больше. Больнее.

Мне нужно было решиться наконец. Потому что если я уберу этот номер, если я откажусь от этой никчёмной опции «любимый», то там, в телефонной книжке, будет пробел. Там будет дырка. Вот такая дырка. Которую мне просто нечем заполнить. И нечего себе врать.

ЭТО ЛЮБОВЬ. ТРАМ-ПАМ-ПАМ.
А потом подумала: «Какая, к чёрту, любовь?»
Я видела этого человека шесть раз в жизни. Я один раз в жизни оказалась с ним в постели, а для мира сексуального потребления это просто ничтожная, не учитываемая статистикой погрешность. Он не знает меня. Я не знаю его.
Я не представляю, как он выглядит, потому что я не видела его с июля.
Это не любовь, доктор, пора себе в этом признаться. Это, доктор, по вашей части.
Это болезнь.
А всякая болезнь должна заканчиваться. Либо так, либо эдак.
Всё прошло, доктор.
Нет, не так.
Ничего не было.

Как у большинства из нас, у неё было только два пути. И оба сомнительные.

Чёрт с ним со всем, буду последним романтиком сексуальной революции.

Потому что, доктор, я на пути к излечению. Мы застали жизнь такой, как она есть. И чтобы её любить, надо быть жёстче, доктор.

Секс втроём, измена с лучшей подругой, минет в заблёванном сортире «Пропаганды» в полпятого утра накануне отъезда. Легкомысленное «прощай навсегда», обронённое кольцо, чёрная кошка посреди дороги, вздох облегчения, что никогда больше... Даже подумать страшно, чего мы избежали. И теперь абсолютно счастливы.

Когда я подошла к квартире, у меня возникло страшное подозрение, что в этот поздний час я не так одинока, как хотелось бы. Потому что в квартире орал музыкальный центр.

Любовь — это страшная сила! И пусть их разнесёт хотя бы ударной волной, раз не зацепило взрывом! Потому что они начали первыми!

Стало совсем светло. Я всё поняла. Ну, в смысле, что впереди у нас вечность.

Она танцует в захудалом варьете «BONHEUR» на окраине Парижа. Тот, кто хочет посмотреть в глаза счастью, пусть заглянет в её окна. В них ничего не отражается, кроме неба.

Все мы тянем максимум на героев мультфильмов.

Я вышла туда, на открытое место в саду, и посмотрела наверх. Честное слово, мне хотелось пожать Ему руку.

Мне захотелось ей сказать «кисонька моя», такую вот глупость. Я её как-то сказал в порыве, давно, но надо мной посмеялись. Мне сказали, что это по-домашнему, так мамы дочек зовут. Поэтому я сказал:
— Ты пьяная, что ли?

У меня, видно, завышенная самооценка. Я не хочу быть всеми. Я совершенно необоснованно претендую на исключительность.

Уже достаточное количество лет меня несет в переменных направлениях со скоростью семнадцать метров в секунду без права остановиться.

Она присылает мне сообщения каждую ночь. Это бред какой-то. Она, наверное, пьяная. Или больная. Или у неё бессонница. Но если сообщений нет, я беспокоюсь. Это смешно. Ничего мне от неё не надо.