Екатерина Строжкова, 07.12

Не жили – доживали.
Пшеничный хлеб жевали.
Слегка переживали.
Не за себя? Едва ли…
А рядом рвали жилы.
Не доживали. Жили.

Парадоксально, но больше остальных, казалось ей, ее отвергал Анджей. Тот самый Анджей, которому она сама регулярно, по нескольку раз в неделю, давала от ворот поворот. И несмотря на это, он все время должен был быть при ней, учить для нее новые стихи, заниматься её компьютером, замечать новые туфли или новый лак, покупать для нее книги, напоминать, чтобы она позвонила отцу, и целовать её в шею, но только в случае, если перед этим вызовет в ней восхищение. А потом сразу забыть, что она позволила ему сделать это. Он должен был ждать. Переживать вместе с ней эту её зачарованность Торунью, покорно терпеть то, что она, ни слова не сказав, исчезает на весь уик-энд, а вернувшись, молчит пол недели, срываясь как ошалелая при каждом звонке телефона.
Он устал ждать. Она даже не заметила, как он вышел из игры. В молчании постепенно гасло его присутствие. Как догорающая свеча.