Эдуард Шоломицкий, 26.11

— Я был там не четыре месяца.
— Что?
— Это здесь четыре, а там время тянется совсем иначе. Четыре месяца идут за сорок лет.
— О, Боже!..
— Они меня резали и рвали так, что живого места не оставалось... Но я становился единым целым. Как по волшебству, чтоб начать снова. А в конце дня, в конце каждого адова дня, Аластар приходил ко мне. Каждый день... И предлагал выход. Он предлагал мне сделку. Мои пытки прекратятся, если я сам стану палачом. И каждый день я посылал его. Каждый день я вспоминал свет солнца... Целых тридцать лет... Но потом я сломался, Сэмми. Я не смог... И дал свое согласие. Прости, Господи, я сам стал драть их на куски! Я потерял счет этим... Этим... несчастным...
— Дин, но ведь ты продержался целых тридцать лет, кто бы ты ни был...
— Эта память... Она всегда со мной. Если бы я мог не чувствовать, Сэмми! Если бы мог послать все чувства к черту!..

Прикосновение, чем легче тем нежнее;
наинежнейшее не задевает кожи,
но продолжает быть прикосновеньем,
но воплощает нежность в чистом виде.