Яна Тикунова,

То, что у зубного врача может быть совсем не больно, само по себе было ошеломляющей новостью. Все еще пребывая в сферах небесных, я достала из сумки чековую книжку, ручку и, почти без усилия придав голосу интонацию кротости, приличествующей этому религиозному дому, спросила:
— Сколько я должна вам выписать, Фирочка?
Не меняя лучезарного выражения на лице, Фирочка ласково сказала:
— Можете выписать ***...
Моя рука над чековой книжкой окаменела.
Повторяю — я далеко не ханжа. Я, можно сказать, человек циничный, крепкое слово ценю и употребляю, но... В нужном контексте, помилуйте, в соответствующем окружении близких по духу людей и, главное — к месту. Так сказать, ложка к обеду.
Не поднимая глаз от бланка чековой книжки, я сказала суховато:
— Ну... столько у меня нет. Но если вы назовете определенную сумму, то я выпишу чек.
Взглянув на Фирочку, я впервые в своей жизни увидела физическое воплощение литературного штампа «алая краска залила ее лицо». Фирочка стала даже не багровой — фиолетовой. Я испугалась за ее давление.
— Боже мой! Боже мой! — вскрикнула она, всплеснув руками, — Что вы подумали?! Чек «дахуй», это значит, «отсроченный чек», а вы что подумали?

— Как протекает отцовство?
— О, чудесно. Потрясающе. Да, волшебно.
— Поспать удаётся?
— Увы.
— Да уж. Быть на побегушках у требовательного ребёнка, вставать в любое время по его капризу... Непривычно, наверное?
— К чему он?
— Вы же знаете. Вечно за ними убираешь, гладишь по головке...
— Это что, прикол?
— ... И ни слова благодарности. Они даже лица людей не различают.
— Вы шутите, да?
— А ты всё твердишь: «Умница. Ты у нас умница»...
— Это обо мне?
— ... И меняешь подгузники.
— Да уж, без этого никак.
— Не улавливаю.