Екатерина Гуцаленко, 28.07

... Она [дочь] заливисто хохочет и этот смех — моё лучшее лекарство; я подумываю над тем, чтобы записать его на магнитофон, закольцевать плёнку и слушать по вечерам, когда делается особенно тошно. Если бы меня попросили дать определение счастья, я вспомнил бы про этот хохот; он — апофеоз, моя благословенная награда, дарованный небесами бальзам.

Сердце колотилось о рёбра, как обезумевшая птица. Наверное, оно знало, что времени осталось мало, и хотело наверстать удары за целую жизнь.