Валентин Вакуленко, 27.02.2000

Она стала неприятна мне. Может, из-за того, что Рыжая — свидетель моего потерянного прошлого, где не было пустоты, ускользающих призраков, где были двое? Не знаю. Думаю, всё дело во взгляде. Нервирует, унижает, сама того не замечая. В нем жалость. Такая чистая человеческая жалость, без ухмылок, притворства. С толикой родного, материнского. Я и этого не хочу. Жалость разрушает всё то, что сам преодолел внутри себя. Глупая. Пытается со мной заговорить, проявить участие. Ещё не хватало, чтобы по голове погладила, к груди прижала со словами «и это пройдёт».

— Да ладно, Илюш, не заморачивайся. Ну подумаешь поругались. В нашем возрасте вообще всё условно.
— Что условно?
— Да всё. Все эти встречи, переживания, ссоры...
— Не понял.
— Что тут понимать? Вот мы, например, с тобой. Я думаю, ещё раз сто поссоримся, потом помиримся...
— А потом?
— Потом?... Потом разбежимся.
— КАК?!
— Да вот так! Ты повзрослеешь, тебе начнут нравиться другие женщины, а мне, наверно, другие мужчины...
— Так-так-так, подожди, подожди... А сейчас?... А сейчас мы что?
— Ну а сейчас мы в поиске. Просто в данный момент нам хорошо, вот мы и встречаемся.
— Т. е. ты это со мной просто так, да?
— Запомни, Илья: я никогда ничего не делаю просто так. Просто статистика такая. Девяносто девять процентов подростковых романов заканчиваются ничем.