Данил Чернышёв,

— Мы сказали Тику, что ты приглашаешь его в магазин.
— Вау, как это мило с моей стороны. И почему же я это сделала?
Скай улыбается.
— Потому что после того, как он тебя поцеловал, ты была сражена.
— И поэтому я не разговаривала с ним две недели? Потому что была сражена?

В течение целой недели они любили друг друга все ночи подряд.
Страсть к цыганке никак не становилась привычною, и Гаспар всякий раз находил свою подругу еще более необычной, не такой, как накануне, и от этого любил её все больше, и с каждым разом наслаждение их было всё острее, а объятья — всё требовательнее и крепче, и по-прежнему она после отталкивала его и погружалась в свой одинокий сон, дышавший эгоизмом и пресыщением, и опять он смотрел на неё, спящую, взором, полным тревоги и нежности, сознавая хрупкость их счастья и самого их бытия.
Благодаря ей весь мир вокруг преобразился: солнце было вольно сиять или не сиять, всходить или заходить, трава дерзко пробивалась к свету, цветы распускались, а люди кричали или улыбались. Отныне всё было единственным и неповторимым, а Гаспар становился всего лишь восхищенным зрителем несравненной картины мира. Понемногу он это постигал.
Вся его философия растаяла в объятиях цыганки, он это понимал и нисколько об этом не печалился, ибо он был счастлив. Он вновь рождался на свет...