По моей первой специальности психолога я не работала никогда. Но получила огромное удовольствие от процесса учебы, а я человек, для которого удовольствие первично. Значит, не зря училась))
Практику по клинической психологии я проходила в нашей психиатрической больнице. Работала только с детьми, но рассматривала несколько заключений по взрослым пациентам.
Думаю, что если бы кураторы моей практики знали, как я отношусь к психически больным, и что я на самом деле иду учиться у них искать себя, меня бы направили на другую практику или отстранили бы от неё вообще.
Да. Тогда, в двадцать лет, я действительно была уверена, что не так уж плохо быть шизофреником, например. Ведь я была художником, а не психологом)) Да... хотя я училась на самой «физиологической и клинической» специализации психологии, оставалась тем, кем была всегда – художником, поэтому знала, что не мне их лечить и корректировать. Им меня – может быть, но не мне их. Конечно, это наивное убеждение в какой-то момент себя исчерпало, но, к счастью, не на практике и по окончании обучения. Я говорю: к счастью, потому что иначе не было бы сейчас меня такой, какая есть, именно с таким видением, восприятием того, что я делаю. Каждая ступенька прошлого – мировоззренческая или творческая, повлияла на моё отношение к песочной анимации и графике.
А тогда каждый день моей трёхнедельной практики был открытием, открытием в «обратную сторону», не в сторону болезни, но исцеления.
Вряд ли я делала то, что от меня хотели, отправляя на практику, и уж явно не то, что должен делать «нормальный» психолог.
Меня направили в детскую коррекционную группу в отделении детской психиатрии. Это был отдельный корпус и располагался он у самого моря.
Для меня детки шести-девяти лет, проходившие коррекцию в этой группе, все были открытием и чудом. Я отказывалась «штамповать» их как детей с диагнозами. Это были маленькие сказочники, со своим неисчерпаемым, богатым и непостижимым внутренним миром, каким-то особым взглядом на реальность и нереальность. Я у них училась, при этом стараясь делать то, о чем нас инструктировали в преддверии прохождения практики. Еще я каждый день ходила на Интернальности и писала. К тому времени тетрадь моя разбухла, пошла волнами от морских брызг и ветра.
Я нашла ещё одно место, где мне писалось так же свободно, как на мосту. Это был мой любимый пляж «Солярис», где я работала летом. На зиму он закрывался, но теперь заборы не были для меня помехой: я с лёгкостью преодолевала ограждение, усевшись прямо в плаще на песок, закрывала глаза и писала.
Как только стало известно, что закрывают верфь, я решила вернуться. Я не простая яхта, и верфь нужна мне не для ремонта.
Когда-то у меня были ноги, но я пришла босиком. Стоит ил говорить, как нелегко было отвыкнуть от рук и ног, особенно от способности владеть пальцами. Теперь всё вернётся на место. Рада?
Не очень. Похоже на чувство, когда долго, очень долго идёшь по жаре. Идёшь, ждёшь пиала, окончания, а на финише не рад.
Наверное, так случается, что трудности меня, как стёклышки морские, отшлифовывают, и в одиночестве – принадлежишь только себе. И как ни старается моё underEgo, ид, я осознанно и старательно стремлюсь к этому.
А яхта… яхта – дуалист, отщепенец. Совершенна ли она – не знаю, ведь её одинаково тянет как в море, так и к пристани. Мир же разогнался, взял бешеный темп, манеру менять лица друзей быстрее, чем мелеют океаны. Попробуй догони…
И вот иногда полезно сделать глубокий вдох и стать неким плавсредством. Пароходом, катером… так можно научиться видеть. Тогда ты чувствуешь на пристани людей, разных, разных, золотых. И тех, кто имея что-то золотое, моментально впадает в аффективные и биполярные состояния, и тех, кто еле держится на тоненьких ножках. Обливая себя и других тёплым баночным пивом, эти вторые поют о чём-то третьем, далёком и смеются в тумане.
Мне же пришло время превратиться «обратно», в себя.
Пора. Глубокий вдох.
Знаете, что мне открылось той ночью, когда падали звёзды? Яхты не стареют, даже тогда, когда внешне изнашиваются.
На выдохе считаю: раз, два, три…
Ещё. Если вернуться к себе, снова из яхты в человека, в открытом море, говорят, не выплывешь, утонешь. А на мелководье с моим килем – куда? Поэтому швартуешься к пристани, не забыв прикрыть правый бок с именем.
Руки, голова…
(«АнтиКафка», 2005, продолжение).
Наверное, со стороны, выглядело это странно: молодая девушка на высоченных каблуках, в лаковом костюме и длинном черном плаще нараспашку, легко перелезает через забор и прыгает на песок. Меня это совсем не волновало, были периоды, когда мне приходилось делать усилия, чтобы понять, что я не одна иду по улице, а вокруг есть кто-то ещё, люди, они смотрят…
Мои родители бросили попытки говорить со мной. Дома я появлялась только для сна. Целыми днями шатаясь по набережной, я громко пела – благо вокруг не было ни души, рисовала и писала в тетради. Было несколько кафе – кстати, сейчас ни одного из них не существует, - где мне особенно легко думалось и рисовалось. Самое-самое – «Belle» café, через дорогу от набережной.
Я называла его «Белое кафе», и со временем все мои знакомые стали звать его так же. Вспоминаю это место как некую точку, лист, страницу из другой реальности, той, моей. Конечно, такое место не могло долго продержаться, сейчас там что-то другое, видимо, более коммерчески успешное.
…Мне осталось вспомнить, как выглядит моё лицо. Чтобы не растеряться, наткнувшись на зеркало. Лицо своё я не видела три года, да и к чему оно яхте?
Непривычно вновь владеть руками, ведь я была не вёсельной лодкой. Так ведь и ноги – не парус.
Прощай, безумие дна, сумасшедший ветер, дивная синяя гладь, прощай! Я была очень свободной яхтой, но не возражала ни тебе, ни человеку, который рулил, правил мной. Хотела, чтобы человек хоть на миг почувствовал себя хозяином, мастером мира. Даже если не разбил свою Рамку, даже если стоял на месте – он хоть на йоту приблизился к её границе.
Чаще бывать у моря.
-Девушка, вам помочь? – слышу я за спиной. Сижу на краю причала.
- Спасибо, пока нет.
Я говорю?! Это мой язык?! А вот интересно, упаду я, если сразу встану?
Вскидываю голову к звёздам, чувствую, что улыбаюсь. Босиком прочь…
(«АнтиКафка», 2005, окончание).
Что касается практики по клинической психологии, то по большому счёту я честно сделала и написала всё, что полагалось практиканту. Я так и не поняла, больны ли те люди, с которыми я встретилась, или это диагноз, который может быть поставлен всему миру. А может, и я больна?
Как бы там ни было, за практику я получила «отлично», так и не поняв, почему и за что.
Друзья!
Открылось голосование проекта «Человек с большой буквы».
Миссия проекта Ч в том, чтобы использовать ресурсы телевидения и интернета для поддержки и продвижения людей, о которых не знают «в мире лайков», но которые действительно заслуживают признания: людей дела, людей совести, людей поступка.
Буду рада, если Вы посчитаете меня достойной Ваших голосов. Голосование привязано к номеру телефона, процесс несложный.
Ссылка ⬇️
https://projectch.ru/candidates/77/