🥀#МарионеткаАристократа #Марионетка_аристократа #Спойлер 🥀 Как и обещала, жирный спойлер из дальних глав, которым ещё писаться и писаться) Дабы не отбивать негодяя и горемыку-Драко от нападок каждый раз, хочу, чтобы вы заглянули немного в его душу и получили кое-какие ответы на насущные вопросы о мотивах его поступков. Не спойлер, а считай глава вышла :D Целых 7 страниц!🙏 Читаем, наслаждаемся (надеюсь)), не молчим – делимся мнениями в комментариях😉Мне же тоже интересно услышать ваш взгляд на такую изнанку истории Малфоя) – И снова ты злой, как чёрт! – хмыкнул Эйден, пройдя и без всяких приглашений опустившись прямо на стул Драко подле его письменного стола. Тот хмыкнул, хотя лицо его всё ещё продолжало кривиться от неудовольствия. – Моё обычное состояние! Тебе ли не знать? – выплюнул он и не без помощи заклятия призвал к себе бутылку огневиски. – И да случится чудо, и да изгонит эта вселенная из тебя дьявола, – продолжил иронизировать Эйден, в то же время неотрывно наблюдавший за взвинченным состоянием друга. «Чёрт бы вас побрал!» – простонала про себя Гермиона, возвращавшаяся из подсобной комнаты с зельями и услышавшая их голоса через стенку. Она целый день успешно скрывалась от глаз Малфоя и сейчас, зная, что он вскоре должен вернуться, намеревалась отправиться на прогулку на самый край лагеря. Подальше от всех: от него, от их холодной войны и напряжённейших немых противостояний, от угнетенного Рамира, который рьяно искал встречи с ней. А также от себя самой! Даже мимоходом она меньше всего желала пересекаться с Малфоем. Кто бы знал, до чего всё обострилось после той ночи прямо здесь, в этой гостиной… И за каким чёртом она тогда решила вернуть ему палочку? Теперь история с тем крупным замесом в Хартпуле играла для неё новыми красками, являясь уже не её личным кошмаром, а настоящей головной болью, ведь именно после того случая они с Малфоем сблизились настолько, насколько не следовало вовсе… Никогда больше и ни при каких обстоятельствах! И плевать, что всё произошло для обоих практически в состоянии аффекта. Жизнь продолжилась, головорезы Хартпула остались позади, а сложностей прибавилось на порядок больше. Пожалуй, проще было даже когда они почти несколько месяцев напролет обходили друг друга стороной: тогда была хоть какая-то ясность в их отношениях и том разрыве. Теперь же они словно заново ходили по кругу с этим их чёртовым образовавшимся любовным треугольником. Она и сама больше не решалась вернуться к Рамиру, что немало коробило её. Да и как это могло быть возможно? Как она в глаза могла ему смотреть после того, как изменила ему с Малфоем? Боги!.. – Говори, что хотел, или проваливай, – внезапно послышался резкий и грубый голос Малфоя. – Пожалуй, нет, – совершенно невозмутимо ответил Эйден. – Ты всерьез полагаешь, что в последнее время со стороны кажешься собранным и равнодушным ко всему? Увы, братец: на поле битвы ты теперь подобен машине для убийства, а здесь – часовой бомбе, которая взорвется в любой момент. И я более чем уверен, что знаю тому причину! Почему-то Гермиона не сомневалась, что Малфой впился в него убийственным взглядом. И даже оторвался ради такого дела от бутылки, содержимым которого угощать гостя явно не собирался. – Доконала война, не более того, – скривил губы Малфой. Эйден же намеренно громко хмыкнул. – А где, кстати, Грейнджер? – поинтересовался он, и стоявшая через стенку от них Гермиона закатила глаза. Он специально подначивал Малфоя завести разговор, которого она желала меньше всего… Да даже чтобы он вообще упоминал о ней! – Понятия не имею. В шатре её не видел. Она передо мной, знаешь ли, не отчитывается, когда бегает на случку к своему цыгану! – не сдержавшись, едко бросил Драко, ещё сильнее скривив губы и сделав ещё один глоток огневиски. Эйден же в голос посмеялся. – Совершенно проходная и безразличная для тебя тема, неправда ли? – сыронизировал он, во всей красе наблюдая реакцию Драко. – Полагаешь, что выведешь меня на разговор по душам? Уволь! Меня эти сопливые диалоги не прельщают. – Я знаю это. Но также вижу, что ты совсем ощетинился: озлобленный, недовольный, с вечно косым убийственным взглядом. Даже твои солдаты стали замечать степень твоего ожесточения. Ты правда хочешь, чтобы тебя, признанного всеми командира высшей лиги, перевели в статус помешанного агресирующего маразматика? Это то, чего ты хочешь для себя после тех усилий, что вложил в свою деятельность, Драко? – весьма рассудительно заметил Эйден, по тону которого Гермиона поняла, что он всерьёз забеспокоился за друга. Драко помолчал некоторое время. Она же с кислым лицом продолжала выжидать его ответов. Она с силой зажмурила глаза и потерла пальцами виски. Всем своим существом Гермиона желала удалиться отсюда, однако продолжала стоять, будучи приросшей к стене, ведь тема их диалога плавно переходила к ней самой. Видит Мерлин, она ненавидела подслушивать, презирала эти подковерные игры, но с тех пор, как ее поселили в Малфой-мэноре, лишь так могла узнать от своего шушукующегося окружения больше: о войне, о грядущих планах, о личном. Малфои и все их окружение были крайне скрытными. Они до победного предпочитали обо всем умалчивать, и большой удачей было ненароком подслушать хотя бы обрывки фраз, порой даже крайне важных! – Ну и что ты хочешь от меня услышать? – явно оскалился Малфой, потому как тон его был крайне недовольным. – Пожалуй, правду. Ты не из тех, кто делится сокровенным, но всё, что ты держишь сейчас в себе, уже с излишком начало выплескиваться наружу. Как полагают окружающие, это злоба, как считаю лично я – досада и потерянность. – Полагаешь, я потерян? – издевательски протянул Драко. – У меня, как у того, кто знает тебя ближе многих, сложилось именно такое впечатление. Но что тому виной? История, когда вас с Грейнджер чуть не убили, и тебе бы прилетело за её гибель от Темного Лорда? Или их роман с Фалькорном, ведь она лишь твоя собственность? – Съебись и забери этот разговор с собой. Как ты верно заметил, я не из тех, кто изливает душу. Да и была бы она у меня! – снова съерничал Драко, скривив тонкие губы и сделав ещё один большой глоток прямо из горла. Гермиона же тяжело вздохнула. Ничего нового она не узнала, и всё, чего продолжала желать, так это как можно скорее и незаметнее покинуть шатёр. Сталкиваться лицом к лицу с этим чёртом она хотела меньше всего, пересечение с ним в таком взвинченном состоянии не сулило для неё ровным счётом ничего хорошего. Да и, Гермиона была более чем уверена, он и сам вновь не желал её видеть. Она больше совершенно не понимала ни его, ни его отношения к ней. Да и, видит Мерлин, уже не хотела ничего понимать: хотелось лишь развернуться и раз и навсегда уйти отсюда, будь у неё такая возможность. – Малфой, ты сам себе сейчас вредишь, – продолжил настаивать на своём Эйден, и Драко это явно не устроило. – Свали отсюда, пока я всё ещё в добром расположении духа. Просить дважды не стану, а отвечать на твои нелепые вопросы – тем более! – крайне жестко проговорил он и, как показалось Гермионе, снова отправился к своему мини-бару. Сегодня он явно решил ни в чем себе не отказывать. – Что с тобой происходит? Какая муха тебя укусила? Неужели всё это всерьёз может быть связано с Грейнджер? – высказав эту мысль, Эйден ненадолго замолчал. Драко же в этот момент с громким звуком откупоривал новую бутылку. – Но ты же сам послал её куда подальше. – Потому что люблю... По-настоящему, – внезапно негромко признался будто даже не другу, а самому себе впервые и вслух Драко. Гермиона сама не заметила, как всё внутри похолодело. Пожалуй, сейчас она рассчитывала услышать от него – этого человека, что сам же разорвал их некогда вполне крепкие отношения – что угодно, но только не признание. Тем более не такое. Она угрюмо смотрела на противоположную стену, уставившись в одну точку перед собой. Ни тени улыбки не промелькнуло на её лице, лишь горечь от переизбытка всех тех болезненных эмоций, что она пережила с ним и после их разрыва. – Друг мой, у тебя биополярочка что ли? Конечно, мне без того понятно, что причины твоих срывов прямо или косвенно связаны с вашими разборками. Но любовь к ней, тем более настоящая? – поморщился Эйден. – Я больше многих видел, что происходило между вами, и знаю… – Ну и что ты знаешь? – обернувшись к нему, почти прорычал Драко. О спокойном и размеренном диалоге с ним явно больше не могло идти речи, и хотя он всё же решился выговориться, делать он это собирался отнюдь не по-доброму. – Ты знал, что она жена мне, и мы тайно венчаны таким древним обрядом, который на определенный срок невозможно разрушить? И что я тогда отнюдь не бросил её, а решился отпустить, о чём ей до сих пор невдомек. – Жена? С каких пор ты поехал крышей настолько, чтобы взять себе в жёны грязнокровку, какой бы небезразличной она для тебя ни была? – явно поразился Эйден, никак не ожидавший услышать такие вести. – Я сделал это назло матери, желая сохранить свою свободу и избавиться от навязываемого мне брака с Агнесс… (…) Эйден хмыкнул, будто не веря своим ушам. – Тогда зачем потом расстался с ней? Для чего потерял, чтобы теперь маяться и не находить себе места? – Из-за моих прихотей она принимала зелье, сыгравшие с ней злую шутку: вместо избавления от возможных беременностей она, напротив, залетела от меня, – всё же ошарашенному Эйдену удалось добиться своего, и Драко всерьёз решил высказаться о наболевшем, погрузившись в свои мысли. Гермиона уже не желала уходить. Она хотела услышать всё то, что Малфой никак не мог набраться смелости сказать ей в лицо. – Но она скрыла это. А в твой день рождения, после того инцидента, когда она сбежала от меня, на неё напал ублюдок Стэнли Грин. Сразу после бойни с ним она потеряла ребенка, что произошло на моих глазах, и меня поначалу накрыло: грубо высказался ей и ушёл. Просто развернулся и ушёл, бросив её, истекающую кровью. Жестоко, не спорю, – невесело хмыкнул он, даже не глядя на Эйдена. – На деле же я не мог поверить, что с нами, кто всячески со всех сторон ограждал себя от возможных проколов, произошло такое, и что подобных исходов и впредь может быть великое множество, а мы никогда не будем застрахованы от них в полной мере. Но вместе с тем, пока я приходил в себя на свежем воздухе и пытался хоть немного протрезветь, ко мне тогда пришло четкое осознание: она хотела этого ребенка и этого брака со мной, а я – тот, кто навряд ли когда-либо сможет дать ей это. Мы раз за разом ходим по лезвию ножа со своей связью. И я всё же не был способен пойти в этом до конца: история с её беременностью в одночасье отрезвила меня от множества грез. Она навряд ли сможет однажды в полной мере понять меня, но из-за моих ошибок всегда будут находиться под ударом мои родные: мать, отец, всё, чего они годами добивались. И я не могу с ними так поступить из-за своей слепой связи даже с той, что дорога мне... – Драко ненадолго умолк, пока Гермиона сглотнула вставший в горле ком. Хотя бы сейчас он был честен, пусть и не с ней лично. – Но всё же на первом месте было разочарование в происходящем. А также в том, что я не способен ни получить сам, ни дать ей то, чего она хочет, к чему стремится. Даже этого ребенка, которого при огромном желании можно было бы сохранить, она потеряла лишь потому, что находится здесь и со мной, в кругу озлобленных молодых Пожирателей Смерти, некоторые из которых желают ей разве что смерти. Наши враги всегда будут пытаться добраться до неё, пока она будет со мной, и даже Волан-де-Морт ни единожды попытается использовать наши отношения против нас же. Самым правильным я посчитал, пожалуй, впервые поступить жестоко, но правильно: порвать с ней раз и навсегда. Либо тогда, либо никогда! И я сделал это. Я решил отпустить её, чтобы дать шанс прожить жизнь иначе, более свободно и с хоть насколько-то реальным шансом получить однажды желаемое. Я решил сделать так, чтобы она сама не хотела больше этих отношений, да и сам всячески пытался забыть про былое. Драко невесело хмыкнул, пока Гермиона ощутила, как на глаза навернулись слезы. Эйден же слушал его исповедь молча и изумлённо. – Гермиона неделями пристально наблюдала за мной, считая предателем и не понимая, почему я вдруг стал такой сволочью. В то время как я рвал себе душу на части, тщетно забываясь в своих былых пристрастиях. Но всё это: шлюхи, Агнесс… Я изменился с ней, я всерьёз повзрослел и стал другим – мне стало чуждо всё то, чем я некогда жил и наслаждался. Только понял это слишком поздно. – А потом она ушла к Рамиру, – задумчиво проговорил Эйден, пытаясь в полной мере понять ход их истории. – Да. Этот ублюдок, давно положивший на неё глаз, всё-таки улучил момент. Я не виню его в этом, но в то же время это не отменяет того факта, что я возненавидел собственного друга. Он хотел быть с ней и мог подарить ей здоровые отношения, на которые с первых дней не был способен я сам: чего я только ни творил поначалу, о чем никогда больше не хочу вспоминать. Я не мог переписать прошлое, а он мог начать всё с чистого листа. Она поначалу держала с ним дистанцию, но своими выходками я сам же плавно подтолкнул её к нему в объятия. Я всерьёз желал для неё лучшего, хотел, чтобы она попробовала начать свою историю заново и получила в это тёмное время разрухи, войн и лишений, которых в её жизни было с лихвой, настоящего счастья. И спустя время она действительно постепенно обрела с этим цыганом покой… – Драко ненадолго умолк. К бутылке он пока не прикладывался: ему хватило той, первой, которая в некой мере помогла ему развязать язык: – Будь Гермиона далеко отсюда, получись у неё вместе с Фалькорном покинуть мой лагерь, возможно, эти планы сумели бы быть реализованными: я смог бы окончательно отпустить её, как и задумывал, а она начала бы всё сначала с достойным человеком. Но мы существовали друг у друга под боком, и жизнь поневоле внесла свои коррективы… – Жизнь или ты сам? – остроумно уточнил Эйден, когда Малфой замолчал. Гермиона теперь с ещё большим азартом вслушивалась в их диалог, разрываясь между диким желанием развернуться и сбежать хотя бы в спальню и дослушать их до конца. Её будто начало знобить, она никак не ожидала такого поворота событий и таких откровений с его стороны. Столько месяцев её мучила неизвестность, а теперь все ответы оказались на ладони… Драко некоторое время молчал, а потом снова заговорил, но уже тише, чем прежде: – Она по сей день полагает, что я с огромным азартом и радостью отказался от неё, вернулся в свою прежнюю колею с раздраем и свободой, которых мне не хватало. И да, в первые пару недель в этом было определенное удовольствие, но позднее я словно оказался в аду. Я наблюдал за её новой жизнью и раз за разом рвал себе душу на части, понимая, что через эти муки она постепенно находит покой и обретает новое счастье: чистое, прозрачное, другое и с другим человеком. Пропасть же между нами становилась всё сильнее. – Но ты всё же вмешался, – вскинув брови, заметил очевидное на его взгляд Эйден, когда Драко ненадолго замолчал, погрузившись в свои мысли. Как поняла Гермиона, он в это время всё же приложился ко второй бутылке. – Не планировал, пока после того замеса в Хартпуле мы с ней на эмоциях не оказались в одной постели: отчаянный вышел момент после того, как оба пережили угрозу, что кто-то из нас мог в первых рядах сдохнуть от рук врага. Мы тогда дико боялись, но не умереть, а друг за друга, и это оказалось слишком значимо. И лишь тогда, когда понял, что по-прежнему небезразличен ей, решил попытаться вернуть всё на круги своя. – Драко поморщился и шумно выдохнул. – Я больше не мог видеть, как она снова уходит к нему. Это разрывало меня на части! Все эти месяцы я люто ненавидел Рамира и больше не мог мириться с происходящим, наблюдая, как она день за днём уходит в его шатёр. Множество раз у меня чесались руки убить его в Хартпуле: вдали от посторонних глаз выпотрошить этого подонка, уничтожить, чтобы он просто исчез и в какой-то момент не вернулся к ней! И я бы мог это сделать, мне это ничего не стоило, да и моим рукам не привыкать быть по локоть в крови… – Драко снова замолк, закусив на мгновение губу. – Только она бы мне этого никогда не простила. _______________________________________________________________________________ Отрывок из главы ориентировочно 46-47.
