Митрополит Сурожский Антоний. Без записок (автобиографический рассказ, записанный в 1973 году).
Памяти владыки Антония, отошедшего ко Господу 4 августа 2003 года.
— Расскажите, пожалуйста, о Вашем детстве…
— У меня очень мало воспоминаний детства; у меня почему-то не задерживаются воспоминания. Отчасти потому, что очень многое наслоилось одно на другое, как на иконах: за пятым слоем не всегда разберешь первый; а отчасти потому, что я очень рано научился — или меня научили — что, в общем, твоя жизнь не представляет никакого интереса; интерес представляет то, для чего ты живешь. И поэтому я никогда не старался запоминать ни события, ни их последовательность — раз это никакого отношения ни к чему не имеет! Прав я или не прав — это дело другое, но так меня прошколили очень рано. И поэтому у меня очень много пробелов.
Родился я случайно в Лозанне, в Швейцарии (19 июня 1914 года); мой дед по материнской линии, Скрябин, был русским консулом на Востоке, в тогдашней Оттоманской империи, сначала в Турции, в Анатолии, а затем в той части, которая теперь Греция. Мой отец встретился с этой семьей, потому что тоже шел по дипломатической линии, был в Эрзеруме секретарем у моего будущего деда, познакомился там с моей матерью, и в свое время они поженились. Дед мой тогда уже вышел в отставку и проводил время — 1912-1913 годы — в Лозанне; отец же в этот период был назначен искусственно консулом в Коломбо: это было назначение, но туда никто не ездил, потому что там ничего не происходило, и человека употребляли на что-нибудь полезное — но он числился. И вот, чтобы отдохнуть от своих коломбских трудов, они с моей матерью поехали в Швейцарию к ее отцу и моей бабушке.
Бабушка моя, мать моей матери, родилась в Италии, в Триесте; но Триеста в то время входила в Австро-Венгерскую империю; про ее отца я знал только, что его звали Илья, потому что бабушка была Ильинична; они были итальянцы… Мать моей бабушки позже стала православной с именем Ксения; когда бабушка вышла замуж, ее мать уже была вдова и уехала с ними в Россию.
Было их три сестры; старшая (впоследствии она была замужем за австрийцем) была умная, живая, энергичная и до поздней старости осталась такой же; и жертвенная была до конца. Она болела диабетом, напоследок у нее случилась гангрена; хотели оперировать (ей тогда было лет под восемьдесят), она сказала «нет»: ей всё равно умирать, операция будет стоить денег, а эти деньги она может оставить сестре, — так она и умерла. Так это мужественно и красиво. Младшая сестра была замужем за хорватом и крайне несчастна.
Мой дед Скрябин был в Триесте русским консулом и познакомился с этой семьей, и решил жениться на бабушке, к большому негодованию ее семьи, потому что замуж следовало сначала выдавать, конечно, старшую сестру — а бабушка была средняя. И вот семнадцати лет она вышла замуж. Она была, наверное, удивительно чистосердечной и наивной, потому что и в девяносто пять лет она была удивительно наивна и чистосердечна. Она, например, не могла себе представить, чтобы ей соврали; вы могли ей рассказать самую невозможную вещь — она на вас смотрела такими детскими, теплыми, доверчивыми глазами и говорила: «Это правда?..»
— Вы пробовали? В каких случаях? При необходимости?
— Конечно, пробовал. Без необходимости, а просто ей расскажешь что-нибудь несосветимое, чтобы рассмешить ее, как анекдот рассказывают. Она и я никогда не умели вовремя рассмеяться; когда нам рассказывали что-нибудь смешное, мы всегда сидели и думали. Когда мама нам рассказывала что-нибудь смешное, она нас сажала рядом на диван и говорила: я вам сейчас расскажу что-то смешное, когда я вам подам знак, вы смейтесь, а потом будете думать…
Дедушка решил учить ее русскому языку; дал ей грамматику и полное собрание сочинений Тургенева и сказал: «Теперь читай и учись…». И бабушка действительно до конца своей жизни говорила тургеневским языком. Она никогда очень хорошо не говорила, но говорила языком Тургенева, и подбор слов был такой.
— Вы, значит, еще и итальянец?
— Очень мало, я думаю; у меня реакция такая антиитальянская, они мне по характеру совершенно не подходят. Вот страна, где я ни за что не хотел бы жить; когда я был экзархом, я ездил в Италию, и всегда с таким чувством: Боже мой! Надо в Италию!.. У меня всегда было чувство, что Италия — это опера в жизни: ничего реального. Мне не нравится итальянский язык, мне не нравится их вечная возбужденность, драматичность, так что Италия, из всех стран, которые я знаю, пожалуй — последняя, где я бы поселился.
После свадьбы с дедушкой они приехали в Россию. Позже мой дед служил на Востоке, а мама была тогда в Смольном и приехала на каникулы к родителям (шесть дней на поезде из Петербурга до персидской границы, а потом на лошадях до Эрзерума), где и познакомилась с моим отцом, который был драгоманом, то есть, говоря по-русски, переводчиком в посольстве. Потом дед кончил срок своей службы, и, как я сказал, они уехали в Швейцарию — моя мать уже была замужем за моим отцом. А потом была война, и на войне погиб первый бабушкин сын; потом, в 1915 году, умер Саша, композитор; к тому времени мы сами — мои родители и я, с бабушкой же — попали в Персию (отец был назначен туда). Бабушка всегда была на буксире, она пассивная была, очень пассивная.
— А мать была, видно, очень интенсивная?
— Она интенсивная не была, она была энергичная, мужественная. Например, она ездила с отцом по всем горам, ездила верхом хорошо, играла в теннис, охотилась на кабана и на тигра — всё это она могла делать. Другое дело, что она совсем не была подготовлена к эмигрантской жизни, но она знала французский, знала русский, знала немецкий, знала английский, и это, конечно, ее спасло, потому что когда мы приехали на Запад, время было плохое — 1921 год и безработица, но тем не менее со знанием языка можно было что-то получить; потом она научилась стучать на машинке, научилась стенографии и работала уже всю жизнь.
Как отцовские предки попали в Россию, мне неясно; я знаю, что они в петровское время из Северной Шотландии попали в Россию, там и осели. Мой дед со стороны отца еще переписывался с двоюродной сестрой, жившей на северо-западе Уэстерн-Хайлендс; она была уже старушка, жила одна, в совершенном одиночестве, далеко от всего и, по-видимому, была мужественная старушка. Единственный анекдот, который я о ней знаю, это из письма, где она рассказывала деду, что ночью услышала, как кто-то лезет вверх по стене; она посмотрела и увидела, что на второй этаж подымается по водосточной трубе вор, взяла топор, подождала, чтобы он взялся за подоконник, отрубила ему руки, закрыла окно и легла спать. И всё это она таким естественным тоном описывала — мол, вот какие бывают неприятности, когда живешь одна. Больше всего меня поразило, что она могла закрыть окно и лечь спать; остальное — его дело.
Жили они в Москве, дедушка был врачом, а отец учился дома с двумя братьями и сестрой; причем дед требовал, чтобы они полдня говорили по-русски, потому что естественно — местное наречие; а другие полдня — один день по-латыни, другой день по-гречески сверх русского и одного иностранного языка, который надо было учить для аттестата зрелости,— это дома. Потом он поступил на математический, кончил, и оттуда — в школу министерства иностранных дел, дипломатическую школу, где проходили восточные языки и то, что нужно было для дипломатической службы.
Отец рано начал ездить на Восток; еще семнадцати-восемнадцатилетним юношей он ездил на Восток летом, во время каникул, верхом один через всю Россию, Турцию — это считалось полезным. Про его братьев я ничего не знаю, они оба умерли; один был расстрелян, другой умер, кажется, от аппендицита. А сестра была замужем в Москве за одним из ранних большевиков; но я не знаю, что с ней сталось, и не могу вспомнить фамилию; долго помнил, а теперь не могу вспомнить. Вдруг бы оказалось, что кто-то еще существует: со стороны отца у меня ведь никого нет…
Моя бабушка с папиной стороны была моей крестной; на крестинах не присутствовала, только «числилась». Вообще, думаю, это не особенно всерьёз принималось, судя по тому, что никто из моих никогда в церковь не ходил до того, как впоследствии я стал ходить и их «водить»; отец начал ходить до меня, но это было уже значительно позже, после революции, в конце двадцатых — начале тридцатых годов.
В Лозанне в 1961 году я встретил священника, который меня крестил. Была очень забавная встреча, потому что я приехал туда молодым епископом (молодым по хиротонии), встретил его, говорю: «Отец Константин, я так рад вас снова повидать!» Он на меня посмотрел, говорит: «Простите, вы, вероятно, путаете, мы, по-моему, с вами не встречались». Я говорю: «Отец Константин! Как вам не стыдно, мы же с вами знакомы годами — и вы меня не узнаете?!» — «Нет, простите, не узнаю…» — «Как же, вы меня крестили!,,» Ну, он пришел в большое возбуждение, позвал своих прихожан, которые там были: смотрите, говорит, я крестил архиерея!.. А в следующее воскресенье я был у него в церкви, посередине церкви была книга, где записываются крестины, он мне показал, говорит: «Что же это значит, я вас крестил Андреем — почему же вы теперь Антоний?» В общем, претензия, почему я переменил имя. А потом он служил и читал Евангелие по-русски, и я не узнал, что это русский язык был… Говорили мы с ним по-французски, служил он по-гречески, а Евангелие в мою честь читал на русском языке, — хорошо, что кто-то мне подсказал: вы заметили, как он старался вас ублажить, как он замечательно по-русски читает?.. Ну, я с осторожностью его поблагодарил.
Месяца два после моего рожденья мы прожили с родителями в Лозанне, а потом вернулись в Россию. Сначала жили в Москве, в теперешнем Скрябинском музее, а в 1915-1916 году мой отец был снова назначен на Восток, и мы уехали в Персию. И там я провел вторую часть относительно раннего детства, лет до семи.
Воспоминаний о Персии у меня ясных нет, только отрывочные. Я, скажем, глазами сейчас вижу целый ряд мест, но я не мог бы сказать, где эти места. Например, вижу большие городские ворота; это может быть Тегеран, может быть, Тавриз, а может быть и нет; почему-то мне сдается, что это Тегеран или Тавриз. Затем мы очень много ездили, жили примерно в десяти разных местах.
Потом у меня воспоминание (мне было, я думаю, лет пять-шесть), как мы поселились недалеко, кажется, от Тегерана, в особняке, окруженном большим садом. Мы ходили его смотреть. Это был довольно большой дом, весь сад зарос и высох, и я помню, как я ходил и ногами волочил по сухой траве, потому что мне нравился треск этой сухой травы.
Помню, у меня был собственный баран и собственная собака; собаку разорвали другие, уличные собаки, а барана разорвал чей-то пес, так что все это было очень трагично. У барана были своеобразные привычки: он каждое утро приходил в гостиную, зубами вынимал из всех ваз цветы и их не ел, но клал на стол рядом с вазой и потом ложился в кресло, откуда его большей частью выгоняли; то есть в свое время всегда выгоняли, но с большим или меньшим возмущением. Постепенно, знаете, всё делается привычкой; в первый раз было большое негодование, а потом просто очередное событие: надо согнать барана и выставить вон…
Был осел, который, как все ослы, был упрям. И для того, чтобы на нем ездить, прежде всего приходилось охотиться, потому что у нас был большой парк, и осел, конечно, предпочитал пастись в парке, а не исполнять свои ослиные обязанности. И мы выходили целой группой, ползали между деревьями, окружали зверя, одни его пугали с одной стороны, он мчался в другую, на него накидывались, и в конечном итоге после какого-нибудь часа или полутора часов такой оживленной охоты осел бывал пойман и оседлан. Но этим не кончалось, потому что он научился, что если до того, как на него наложат седло, он падет наземь и начнет валяться на спине, то гораздо труднее будет его оседлать. Местные персы его отучили от этого тем, что вместо русского казачьего седла ему приделали персидское деревянное, и в первый же раз, как он низвергся и повалился на спину, он мгновенно взлетел с воем, потому что больно оказалось. Но и этим еще не кончалось, потому что у него был принцип: если от него хотят одного, то надо делать другое, и поэтому если вы хотели, чтобы он куда-то двигался, надо было его обмануть, будто вы хотите, чтобы он не шел. И самым лучшим способом было воссесть очень высоко на персидское седло, поймать осла за хвост и потянуть его назад, и тогда он быстро шел вперед. Вот воспоминание.
Еще у меня воспоминание о первой железной дороге. Была на всю Персию одна железная дорога, приблизительно в пятнадцать километров длиной, между не то Тегераном, не то Тавризом и местом, которое называлось Керманшах и почиталось (почему — не помню) местом паломничества. И всё шло замечательно, когда ехали из Керманшаха в город, потому что дорога под гору шла. Но когда поезд должен был тянуть вверх, он доходил до мостика, вот такого с горбинкой, и тогда все мужчины вылезали, и белые, европейцы, люди знатные шли рядом с поездом, а люди менее знатные толкали. И когда его протолкнут через эту горбинку, можно было снова садиться в поезд и даже очень благополучно доехать, что было, в общем, очень занимательно и большим событием: ну подумайте — пятнадцать километров железной дороги!
Затем, когда мне было лет семь, я сделал первое великое открытие из европейской культуры: первый раз в жизни видел автомобиль. Помню, бабушка подвела меня к машине, поставила и сказала: «Когда ты был маленький, я тебя научила, что за лошадью не стоят, потому что она может лягнуться; теперь запомни: перед автомобилем не стоят, потому что он может пойти». Тогда автомобили держались только на тормозах, и поэтому никогда не знаешь, пойдет или не пойдет.
Читать полностью: https://ugresha.org/%D0%BF%D1%83%D0%B1%D0%BB%D0%B8%D0%BA%D0%B0%D1%86%D0%B8%D0%B8/item/3698-atv-73-mail-ru.html
Иеромонах Стефан. Проповедь в Неделю 6-ю по Пятидесятнице.
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
За Божественной литургией в сегодняшнее воскресение, дорогие братья и сестры, повествуется об исцелении Спасителем расслабленного в городе Капернауме. Внимательные к богослужению христиане могут помнить, что это евангельское чтение предлагается верующим дважды в году. Уже это одно обстоятельство показывает нам, как поучительно для нас это Евангелие.
В начале его говорится, что Иисус пришел в Свой город. Мы читали в прошлое воскресение, что Иисуса Христа не принял народ Гергесинский, после исцеления бесноватого и чуда со стадом свиней. Не принял, испугавшись, что если Он останется у них, то погибнет их имущество, нарушится порядок их земной жизни, который был так им привычен, хотя и основан на скверном и тленном. Им неприятен был закон Божий, который побеждал зло и освобождал несчастных от греха и злых сил. И Господь по их просьбе ушел из пределов земли Гергесинской.
В нынешнем Евангелии говорится, что Иисус Христос пришел в Свой город Капернаум. Из этого города он выходил в пустыню для молитвы или в соседние города для проповеди и снова возвращался в него. Посему апостол Матфей называет этот город «Его городом». И вот некие сострадательные люди принесли к Его ногам расслабленного, лежащего на постели. И Спаситель, видя их трепетную и горячую веру, сказал расслабленному: «Дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои... Встань, возьми постель твою, и иди в дом твой. И недужный тотчас выздоровел, [взял постель свою] и пошел в дом свой.» (Мф. 9, 2–7).
Господь даровал больному двойную милость: простил грехи и исцелил его. Чтобы понять значение первого дара – отпущения грехов, надо знать, сколь великое несчастье и как пагубно для человека пребывание в грехе, потому как наши немощи телесные нам ощутимее и понятнее, а бедствие от греха менее очевидно, в особенности для гордой и ослепленной маловерием души.
Грех есть беззаконие (1 Ин. 3, 4), то есть нарушение закона Божия, данного человеку – прежде всего, заповеди любви к Богу и ближнему. Грех – это согласие с врагом рода человеческого, источником всякого зла, удаляющего нас от Бога – Источника жизни; это потеря тихого душевного пристанища в буре демонского смятения и адского хаоса. Грех – это добровольный недуг и болезнь души, ведущая к смерти временной и вечной.
В начале человеческого бытия наши прародители Адам и Ева не имели никаких болезней и счастливо жили в раю. Но когда они преступили заповедь Божию, тогда произошло пагубное расстройство не только в них самих, но и во всей окружающей природы. За нераскаянность в грехе правосудный Бог изгнал их из рая и осудил на болезни, изнурительные труды и смерть. Таким образом, первородный грех наших прародителей Адама и Евы стал первопричиной всех болезней и зол в роде человеческом. Это подтверждает и апостол Павел, говоря: «Одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть» (Рим. 5, 12) со всеми предшествующими ей недугами.
Грех подвергает нас болезням и бедствиям не только потому, что зло имеет естественные последствия, но и потому, что удаляет нас от Бога – Источника нашей жизни и всякого добра, удаляясь от Которого, все мятется, умирает и в персть свою возвращается (см.Пс. 103). И вместе с тем наш грех возбуждает во Всесвятом Боге праведный гнев, побуждает к наказанию нас по закону правосудия Божия: Бог посылает нам болезнь либо другое бедствие, чтобы мы через это наказание раскаялись в своих грехах.
Потому-то ветхозаветный мудрец, Иисус сын Сирахов и говорит: «Огнь и град, голод и смерть – все это создано для отмщения грешникам» (Сир. 40, 36),подобно говорит и апостол Павел, восклицая: «Горе и беда всякой душе человека, делающего злое» (Рим. 2, 9).
Потому и расслабленный тотчас выздоровел, когда Спаситель простил ему грехи. Болезнь этого человека, по-видимому, происходила от главного источника наших недугов – греха. Поэтому, когда Сын Божий уничтожил эту главную причину болезни расслабленного – простил ему грехи, то сразу прекратилась и болезнь этого человека – он выздоровел.
Сегодняшнее Евангелие для нас весьма поучительно, потому что мы все тоже являемся, каждый в свою меру, расслабленными по причине греха и духовной беспечности многих современных людей. Эта греховная, духовная беспечность и расслабленность присуща духу нашего времени, когда большинство людей просто неспособно к духовному подвигу.
Подвижников почти не осталось, оскудела земля наша подвигом христианским. А ведь христианство держится на подвиге. Чтобы жить праведно, нужно не давать греху управлять нами, нужно, образно говоря, подвигать себя всеми силами к добродетели, то есть постоянно стремиться совершать подвиг, не случайно святые именуются подвижниками.
Время нашей земной жизни – время дел и подвигов, подвигов преодоления множества соблазнов, наполняющих мир, подвигов хранения и деятельной реализации святой, православной веры.
В сегодняшнем Евангелии нам дан с вами пример расслабленного человека, который не мог ни усердно молиться, ни ходить в Церковь, ни посещать святые места, но мог только веровать, то есть постоянно устремляться к Царству Божию. И когда этот человек прошел в смирении и вере определенный ему Богом жизненный путь и все на нем претерпел, тогда Господь, видя это, восставил его от одра болезни.
Это Евангелие вселяет в нас надежду, что мы не напрасно, устремляясь к Богу, совершаем хотя бы малые шаги в этом направлении. Господь видит наше устремление, как говорит святой Иоанн Златоуст в «Слове на Пасху»: «Господь и намерения наши приветствует. И вот за эти намерения, за наши хотя бы малые дела любви и милосердия, за наше терпение Господь нас восставляет от духовной немощи и расслабленности, если мы живем, оставаясь верными Богу, в смирении и терпении неся данный нам крест.
Святитель Григорий Палама пишет: «Расслабленный духом и с верою припадающий к Господу немедленно слышит от Него: чадо, то есть сын, и воспринимает и отпущение грехов, и исцеление; и не только это, но и силу приемлет к тому, чтобы взять свой одр, на котором он лежал, прикованный к нему, и нести.
Под одром же разумей – тело, в котором покоится ум, следующий плотским стремлениям, и который, подавленный телом, придерживается дел греховных. Но после выздоровления наш ум является ведущим и носящим тело, как подвластное ему, и им являющим плоды и дела покаяния».
Далее он пишет, что наш ум, исцеленный Господом, точнее сказать, не носит, а возносит наше тело в наш истинный Дом – небесную область, где ныне Христос Бог наш. Кто хочет добра себе и другим, тот прежде всего должен бороться с грехом, поставив себе это за правило: бегать от греха, от всего удаляющего нас от Бога, зорко и вдумчиво стоять на страже своего духовного восхождения.
Но тяжка жизнь тех, кто не очистился через покаяние и не сподобился блаженства отпущения грехов и помилования Господом. Все грехи и беззакония нераскаявшегося грешника тяготеют над ним, доставляя бесконечное душевное страдание. Но за покаяние и веру в искупительные страдания нашего Спасителя Господь дарует нам прощение грехов, а вместе с тем и забвение греховного прошлого, облегчение совести, бодрость и подъем душевных сил для нравственного восхождения в дом свой.
Читать полностью: https://ugresha.org/%D0%BF%D1%83%D0%B1%D0%BB%D0%B8%D0%BA%D0%B0%D1%86%D0%B8%D0%B8/item/3697-ieromonakh-stefan-propoved-v-nedelyu-6-yu-po-pyatidesyatnitse.html
1 августа - день канонизации преподобного Серафима Саровского
Событие это произошло 1 августа 1903 года через 70 лет после его праведной кончины.
Еще при жизни к батюшке Серафиму приходило огромное количество людей: кто за помощью, кто за советом, а кто и за поиском смысла земной жизни. Для всякого человека Саровский чудотворец находил слово, которое способно было утешить. Его милующего сердце принимало чужую беду, врачуя душевные и телесные недуги, открывая «не зрящим» великую Истину спасения. Жизнь многих страждущих после беседы со Старцем шла иным путем, с Богом.
1 августа 1903 года, в день рождения святого, с великим торжеством были открыты его мощи и помещены в приготовленную раку. Это долгожданное событие сопровождалось многими чудесными исцелениями больных, в большом количестве прибывших в небольшой нижегородский городок Саров. Почитаемый очень широко еще при жизни, преподобный Серафим стал одним из самых любимых святых православного русского народа, так же как и преподобный Сергий Радонежский.
После блаженной кончины старца в 1833 году память о нем бережно сохранялась в верующем народе. Рассказы и предания о его жизни и духовных подвигах сохранили для нас сестры Дивеевской обители, любимый ученик и ближайший помощник старца Михаил Васильевич Мантуров, по послушанию принявший на себя подвиг самопроизвольной нищеты, и построивший в обители две церкви - во имя Рождества Христова и Рождества Богородицы, а также пламенный его почитатель Николай Александрович Мотовилов, записавший беседу с великим старцем о стяжании Святого Духа как главной цели христианской жизни.
Духовный путь преподобного Серафима для многих оставался тайным, старец не раз просил невольных свидетелей явленных им чудес, не говорить о том никому «до времени». С детства избранный Богом, саровский подвижник без колебаний и сомнений восходил от силы в силу в своем стремлении к истинно духовной жизни. Восемь лет послушнических трудов и восемь лет храмового служения в сане иеродиакона и иеромонаха, пустынножительство и столпничество, затвор и безмолвие сменяли друг друга и увенчались старчеством. Подвиги, далеко превосходящие естественные человеческие возможности (например, молитва на камне в течение тысячи дней и ночей), естественно и просто вошли в жизнь святого.
Тайна живого молитвенного общения определяли духовное наследие преподобного Серафима, но он оставил Церкви еще одно богатство — краткие, но прекрасные наставления, записанные отчасти им самим, а отчасти слышавшими их. Незадолго до прославления святого была найдена и в 1903 году напечатана «Беседа преподобного Серафима Саровского о цели христианской жизни», состоявшаяся в конце ноября 1831 года, за год с небольшим до его преставления. Беседа эта явилась самым драгоценным вкладом подвижника в сокровищницу русского святоотеческого учения. Кроме учения о сущности христианской жизни, в ней содержится новое изъяснение многих важнейших мест Священного Писания.
На протяжении столетия, преподобный Серафим прославляется и ублажается Церковью в лике святых Божиих, а его мощи, чудесным образом обретенные после десятилетий забвения тридцать лет назад, в 1991 году, открыты для всенародного поклонения. Святой старец почитается верующими как один из величайших подвижников святой Русской Православной Церкви, еще при жизни стяжавший от Господа дар чудотворений и исцелений, и после кончины не оставляющий всех просящих у него помощи и предстательства.
https://ugresha.org/news/item/3696-1-avgusta-den-kanonizatsii-prepodobnogo-serafima-sarovskogo.html
28 июля – Русская Православная Церковь совершает память святого равноапостольного князя Владимира
«Этот сегодняшний праздник русский можно назвать и религиозным, и национальным, и государственным, и культурным. Ибо святой русский князь Владимир заложил краеугольный камень в основание, на котором воздвигнута девятисотлетняя палата русской веры, русской нации, русского государства и русской культуры. Он – духовный родоначальник народа русского», - слова святителя Николая Сербского, произнесенные в 28 июля 1932 года, пожалуй, наиболее точно передают значимость события, изменившего ход истории нашей страны.
Христианскому просвещению Руси предшествовало принятие православной веры самим князем Владимиром, который кроме того, что был выдающимся правителем, являлся настоящим язычником. Для него переход к христианству был сложным периодом духовных исканий и переосмысления. Противостояние, раздиравшее душу русского правителя, сопровождалось открытой борьбой христианства и язычества.
По свидетельству преподобного Нестора в его «Чтении о житии… Бориса и Глеба», князю Владимиру было «видение Божие», послужившее его обращению ко Христу. Что в свою очередь, безусловно, промыслительно побудило князя Владимира принять историческое решение о крещении Руси.
И мы, жители XXI века, с благодарностью чтим память святого равноапостольного князя Владимира – человека, по слову Сербского святителя, «необычного среди остальных великих людей, и необычного святого среди святых»: «Он – пионер величия и святительства в русском народе, причем пионер державный, сделавший подлинное величие и святительство государственной программой. Удивительная государственная программа, которую нельзя претворить в жизнь, пока каждый гражданин не претворит ее на себе, по примеру самого Владимира! человека, который Своим первым Крещением, водою и Духом, под святым Владимиром, Россия спасла христианство. Произошло это именно тогда, когда православная вера, поддерживаемая Святой Византией, совсем было обессилела – не из-за своего бессилия, но из-за бессилия людей; когда, с другой стороны, политиканская вера Запада – вино, смешанное с водой, – боролась с князьями мира сего за земное царство. Христианство было на смертном одре, истинные христиане – в отчаянии. Тогда Промысл Божий двинул целый континент, целый неведомый людской муравейник на помощь правой вере. То была Владимирова Русь».
Братия Николо-Угрешского монастыря поздравляет с тезоименитством своих прихожан, носящих во святом крещении имя равноапостольного князя Владимира. Желает сил и крепости веры, дабы величайшее наследие князя - Святая Русь – всегда находилась в надежных руках, чтобы каждое слово или принятое решение были откликами на слова апостола Павла: «Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная».
https://ugresha.org/news/item/3692-28-iyulya-russkaya-pravoslavnaya-tserkov-sovershaet-pamyat-svyatogo-ravnoapostolnogo-knyazya-vladimira.html
