Андрей Васильев, 04.05.1990

Какой-то парень появился в дверях, расположенных вниз по коридору от моей камеры. Судя по всему, это был офицер. Он спросил: «Банди там?». Доверенный заключенный ответил: “Ага”. И тот парень сказал: «Так что же, Банди – маменькин сынок?». Сомневаюсь, что смогу в точности воспроизвести вереницу неистовых ругательств, которые вылились тогда из моего рта. Я выкрикнул что-то типа: Эй, ты, обоссаное собачье дерьмо, тащи сюда свою жирную задницу, и я покажу тебе, кто тут маменькин сынок. Да я тебя ***у ты, ублюдок! Я оставлю тебя умирать на полу в собственной крови. Я тебя вскрою, мудак!

Лишь время бесконечно, как и Вы.  
И тянутся мучительно часы  
От ледяной полночной синевы  
И до жемчужной утренней росы.    
И сколько не прошло бы горьких лет -  
Вы неизменны. Такова судьба.  
Но времени отравленный стилет  
Пронзает грудь владыки и раба,    
А Вы все так же — смотрите в окно,  
И кто-то рядом — скрашивает час.  
И Вам отчаянно желается одно:  
Чтоб этот кто-то не оставил Вас!    
Признанья нежные и огненная страсть  
Угаснут, не оставив ничего.  
И он уйдет. И Вы, чтобы не впасть  
В безумие — забудете его.    
Когда-нибудь истают дней мосты,  
Как будто лед, во времени лучах.  
А Вы... останетесь — молчать средь пустоты,  
С улыбкой сумасшедшей на устах...