Павел Сидельников,

Есть в каждой нравственной системе
идея, общая для всех:
нельзя и с теми быть, и с теми,
не предавая тех и тех.

Все эти чудесные имена, все эти блистательные ребята — Константин Симонов, Евгений Долматовский, Борис Слуцкий — военкоры, политруки, бойцы,  — они чуяли под собой, над собой, вокруг себя войну, причем не только Великую Отечественную, у них все это началось раньше, на всевозможных «аннексиях»  — и собственно страну через войну познавали. Для русской литературы такое поведение было обычным. «Будет война – поеду на войну», – писал Чехов. Естественно, он поехал бы врачом, как, скажем, в свое время Константин Леонтьев. В этом смысле что-то надломилось совсем недавно: я даже толком не заметил когда. Ладно бы еще пацифисты повылезали бы отовсюду – у этих хотя бы убеждения есть,  — нет, какие-то новые, удивительные существа: поэты вне политики, вне войны – ну вроде как не их царское дело обращать внимание на всякую там пулеметную трескотню. Вы можете себе вообразить Пушкина, или Блока, или Есенина, которые сказали бы о себе, что они «вне политики»? Да хоть даже и Бродского. Вне политики, вне империи, вне противостояния. А где тогда?