Александр Верещагин, 31.03

Да и ясно: «Ныне я победил мир», — сказал Христос в прощальной беседе со своими учениками, перед распятием. Именно — распятием — то, примером его, Он и надеялся уже окончательно «победить мир». Но «мир» выскочил в историю, постоянно калеча и искажая христианство. Вся «история» «есть перекалеченное христианство», как христианство есть попытка убить историю. Суть истории есть negatio, отрицание христианства. Всякий смысл, всякая поэзия, всякая философия была «отрицанием Христа». «Кто философствует — несть Меня достоин»: это — как и о браке, и о детях. «Не худые дети — худы», но «нужно, чтобы было скопчество». И в сущности — это началось с Вифлеема. «Бессемейное зачатие». Вот где тайна, узел и Голгофы. В сущности, Вифлеем виден из Голгофы, как Голгофа родилась из Вифлеема. Оба конца соединены и гармоничны. Смерть — бессеменность. Бессеменность, проколебавшись чем-то призрачно «33 года», — должна была как-то испариться, рассеяться.

Красный прилив, Лестер. Жизнь-то наша. Нам скармливают дерьмо, день изо дня, начальник, жена и так далее. Это нас убивает, и, если ты не дашь отпор, не покажешь, что ты всё ещё зверь в глубине души, этот прилив тебя смоет. (Наша жизнь, Лестер, — это красный прилив. Говно, которым нас кормят день за днем твой босс, жена и прочие, нас изматывает. И если за себя не постоять, не показать им, что ты еще примат, по натуре своей, по природе, тебя просто не станет.)