Славик Шелестовский, 16.05

Не отменна Марина станом.
Невысока, курноса явно.
Но, конечно, не кринкой сметаны
обаяла Марина Бояна. У Марины очи неистовы,
голубее бабьего лета.
А походка -
увидишь издали
и пойдёшь далеко
следом. Обожает Марина ви́на.
Пьёт с Бояном и спит в чернике.
Только не побежит Марина
за Бояном в родной Чернигов. Что возьмёшь с гусляра Бояна,
продувного, как сито,
разве будешь от песни
пьяной?
Или сытой? Песня ценится много ниже,
чем на властном заду прыщик.
Никогда не уйдет Марина
от боярских бочонков и пищи.

Я боялась ложиться спать, как заключённый боится спускаться в камеру пыток. Рядом со спящим Дэвидом, таким прекрасным и недоступным, меня затягивал водоворот панического страха одиночества. В моём воображении рисовались мельчайшие подробности собственного самоубийства. Каждая клеточка тела причиняла боль. Я казалась себе примитивным пружинным механизмом, который поместили под гораздо большее давление, чем он способен выдержать, и который вот-вот взорвётся, уничтожив всё вокруг. Я представляла, как руки и ноги отскакивают прочь от тела, чтобы быть подальше от вулкана безрадостности, в который я превратилась.