Сергей Лукъянов

Отдельный интеллектуал может гордо открещиваться от своей веры и своего народа, провозглашая надмирность; может, как Пастернак, страстно проповедовать идею полного растворения, может всем своим существом служить культуре, языку, искусству народа, в среде которого родился, вырос и живет. Такая самоустановка порой свидетельствует о силе духа, о характере человека, об оригинальности таланта. Отпадение от общины и духовное одиночество (возьми великого Спинозу) могут вызывать сочувствие, могут даже восхищать — особенно когда влекут за собой проклятия, плевки в спину, анафему со стороны соплеменников. Но совсем иное дело — народ в своей целокупности: суть народа, тело народа, его пульсирующее и вечно обновляющееся ядро. Тогда ассимиляция — самое страшное, что можно любому народу пожелать. Тогда ассимиляция — растворение, исчезновение, назови как угодно — совсем не воспринимается доказательством силы или характера народа, наоборот: это свидетельство слабости, импотенции, истощения духа, одним словом — невозможности продолжать быть.

Когда я вырасту, я хочу стать таким, как мой лучший друг. Ему всего десять, а он выглядит старше... Как отличный взрослый, потому что внутри он ребёнок. Он не боится учится новому, пробовать новое, знакомится с новыми людьми, а большинство взрослых боятся. Он словно всё видит в первый раз. Так оно и есть. Большинство взрослых не такие. Большинство взрослых хотят одного: ходить на работу, зарабатывать деньги и выпендриваться перед соседями.