Евгения Борзенко, 04.04.1988

Выстраивая свой собственный мир, культура пытается убедить человека в том, что именно в ней сосредоточивается его подлинная сущность. Так оно, видимо, и есть, но происходит это не по доброй воле человека, а вследствие полной безвыходности ситуации.
Осознание этого факта рождает то, что можно было бы назвать, используя широко известное определение, «неудовлетворенностью культурой». Одновременно это порождает и новый взгляд на те точки, где существо культуры предстает в наиболее мощном и сжатом виде. Особенно отчетливо всё это видно в литературе.

...«монархия» вообще — не обозначает ровно ничего — как, с другой стороны, ровно ничего не обозначает и термин «демократия» — тоже «вообще». Мы привыкли думать, что монархия есть образ правления, при котором глава государства или нации является наследственным и пожизненным главой, передающим свои права и функции и дальше: по наследству и в пожизненное владение. Однако, Польша была республикой — «Речь Посполита» — и возглавлялась королями, которые, были выборными. Византия была монархией — из ее ста девяти царствовавших императоров было убито семьдесят четыре. В семидесяти четырех случаях из ста девяти престол переходил к цареубийце по праву захвата. И при короновании императора Цхимисхия патриарх Полуевкт провозгласил даже и новый догмат: таинство помазания на царство смывает все грехи, в том числе и грех цареубийства, — победителей не судят.