Александр Шинкевич, 31.03

Раньше я была безнадёжным романтиком. Я по-прежнему безнадёжный романтик. Я верила, что любовь — наивысшая ценность. Я по-прежнему верю, что любовь — наивысшая ценность. Я не надеюсь стать счастливой. Я не воображаю, что найду любовь, что бы она ни значила, и не надеюсь, что, если найду, стану от неё счастливой. Я не думаю, что любовь — ответ или решение. Для меня любовь — сила природы, мощная, как Солнце, необходимое, безличное, огромное, невозможное, обжигающее, но оно согревает, осушает, даёт жизнь. А когда выгорает, планета гибнет.
Моя маленькая жизнь вращается по орбите любви. Я не смею приблизиться. Я не мистик, который ищет последнего причастия. Я не выхожу из дома без крема от загара. Я защищаю себя.
Но сегодня, когда солнце повсюду и все цельное — лишь собственная тень, я знаю, что настоящее в жизни то, что я помню, что верчу в руках, — это не дома, банковские счета, награды или звания. Я помню любовь – всю любовь: к этой грунтовке, к этому восходу, ко дню у реки, к незнакомцу, которого встретила в кафе. Даже к себе, кого любить труднее всего, потому что любовь и самолюбие – не одно и то же. Быть самолюбивой легко. Полюбить меня такую, какая есть, — трудно. Неудивительно, что мне странно, если это смогла ты.
Но любовь – то, что берет вверх. На этой раскаленной дороге с колючей проволокой по сторонам, чтобы козы не отбивались от стада, меня на секунду озарило, для чего я здесь: верный признак того, что я сразу потеряю обретенное.
Я ощутила цельность.

У вас в мире несколько странные отношения между мужчиной и женщиной. Словно на фронте. Каждый друг друга в чём-то подозревает, ведёт игру, как в контрразведке, и ждёт внезапную засаду, чтобы потом с боями вырваться из окружения. Женщины боятся, что их трахнут и бросят. Мужчины — что разведут на бабло. Цирк с конями, да и только.