Слава Макаров, 27.12

Я хочу сказать, что, после того как красота Лигейи воцарилась в душе моей, словно в алтаре, многое в материальном мире внушало мне то же, что я ощущал вокруг и внутри себя при взоре ее огромных лученосных очей. И все же я не мог ни определить это ощущение, ни подвергнуть его разбору, ни даже внимательно проследить за ним. Я узнавал его, повторяю, глядя на буйно растущую лозу, наблюдая за мотыльком, за бабочкой, за хризалидой, за стремительным водным потоком. Я чувствовал его при виде океана или при падении метеора. Я чувствовал его во взорах людей, доживших до необычно преклонных лет. И есть в небесах две-три звезды (в особенности одна, звезда шестой величины, двойная и переменная, видная около большой звезды в созвездии Лиры), рассматривая которые в телескоп, я испытывал это же чувство.

Не к деньгам вовсе стремятся люди, не к славе, не к семье и не к процветанию — к равновесию и возможности не решать, не выбирать, не думать, к воле чужой за неимением собственной, к наполненности и бесстрашию гения, которыми можно себя заполнить и, может быть, даже что-то открыть. Даже вместить в себя капельку, чуточку его невместимого.