Олеся Захарченко,

Он не мог не поморщиться при воспоминании о том, как тогда замер и во всеуслышание объявил:
— Нью-Йорк, я люблю тебя.
Любить? Никогда. В лучшем случае это было слепым увлечением. И после трех месяцев, прожитых вместе с его воплощенной страстью, после стольких дней и ночей, проведенных с нею и только с нею, та утратила даже ауру былого великолепия.
Нью-Йорк был просто городом. Может быть, столицей городов.
Столицей — буквально. Он видел ее утром просыпавшейся, как шлюха, и выковыривавшей трупы убитых из щелей в зубах и самоубийц из спутанных волос. Он видел ее поздно ночью, бесстыдно соблазнявшей пороком на грязных боковых улицах. Он наблюдал за ней в жаркий полдень, вяло и безразличной к жестокостям, которые каждый час творились в ее душных переходах.

Мейбл, послушай. У меня нет докторских степеней, и я не сильный, и не крутой, и я не умею материализовывать щенков. Но одно я знаю точно, тебя Мейбл. И даже если тебе тут нравится, ты не хочешь жить в мире фантазий. Ты боишься взрослеть. И не надо стыдится, мне тоже страшно. Да, порой реальность бывает суровой, не буду лгать. Но лучше пройти испытания, а не прятаться от них. Особенно если рядом есть тот, кто поможет. Ведь мы раньше так и поступали. Я думал, что это ты живешь фантазиями, а сам-то! Я серьезно собирался остаться тут и стать учеником Форда! Провести всю юность запертым в подвале в обнимку с пробирками! Вот уж бред так бред! Я не знаю, что ждёт нас в будущем, но что бы ни было — знай, что мы всегда будем вместе.