Айгуль Сагандыкова,

— Ну что могу предложить, господа? Пять бластерных винтовок DC-15A. Все отстреляно. Все в полном боекомплекте. Гранаты: термальные детонаторы. Дают осечки, примерно, 50 на 50. Бластерная пушка, извините, не проверял. Вот ручные бластеры есть есть: четыре DC-17, один DL-44. Это из импортного. И теперь отечественный производитель: Вращающаяся бластерная пушка Z-6, считай в масле. Четыре Лёгких автоматических бластера T-21 — машина тяжелая, но надежная, убойная. Ручной бластер DC-15s, сегодня один, извини, очень быстро разбирают. Но вот есть бластер времен мандалорских войн, но совсем ненадежный. Время сточило ударный механизм. Винтовка A310, я думаю, вас не заинтересуют, — Ковыряясь в третьей ноздре, проговорил продавец оружия на Татуине. — Слушай, а откуда всё это? — Спросил Хан Соло, крутя в руке DL-44. — Эхо клонической войны, — Ответил многозначительно продавец, разведя руками.

Да что же это такое, в конце концов! За что стоит драться, за что вправе я драться, когда стою на рубеже, посредине, между Светом и Тьмой? У меня соседи — вампиры! Они никогда — во всяком случае, Костя, — никогда не убивали. Они приличные люди с точки зрения людей. Если смотреть по их деяниям — они куда честнее шефа или Ольги.
Где же грань? Где оправдание? Где прощение? Я не знаю ответа. Я ничего не в силах сказать, даже себе самому. Я уже плыву по инерции, на старых убеждениях и догмах. Как могут они сражаться постоянно, мои товарищи, оперативники Дозора? Какие объяснения дают своим поступкам? Тоже не знаю. Но их решения мне не помогут. Тут каждый сам за себя, как в громких лозунгах Темных.
И самое неприятное: я чувствовал, что, если не пойму, не смогу нащупать этот рубеж, я обречен.