Виктор Варванович, 05.01

Странное чувство тут охватило Волха, но не знал он, как описать его и какими человеческими словами назвать. Будто бы впустили в тёмные покои свет, будто распахнули настежь ставни и залило солнце затхлый зал… Будто ступил Волх в заброшенный город, а за ним – вступила туда и сама жизнь, по пятам идя за княжичем, вдыхая в омертвелые дома весёлый смех и лёгкую поступь девичьих ног. Будто грянул летний ливень на сохнущее поле, будто смыло тем ливнем всю копоть, всю гарь, всю пыль с рук Волха… Не было в человеческом языке таких слов.

Она олицетворяла победу над уродством – явление, порою более занимательное, чем настоящая красота, потому хотя бы, что в нем есть неожиданность. Здесь фокус заключался не в том, что она следила за собой или одевалась со вкусом, а в подчеркивании собственных изъянов – открыто их признавая, она превращала недостатки в достоинства.