Марина Хомич,

— Вы не чувствуете себя шахматной фигурой, словно Вами играют против Вашей воли?
— А Вы?
— Да, каждый день. Я вижу как меня двигают по шахматному полю.
— Герцогиня и сэр Джон?
— Не только. И дядя Леопольд и король. Мне кажется, больше половины политиков хватают меня за подол и таскают по клеточкам.
— Тогда Вам стоит изменить правила игры, пока они не обыграли Вас.
— Не лучше ли найти мужа, который сыграет вместо меня?
— Лучше играть вместе с Вами, чем вместо Вас.

Вот что такое свобода, — думал я. — Иметь страсть, собирать золотые монеты, а потом вдруг забыть все и выбросить свое богатство на ветер. Освободиться от одной страсти, чтобы покориться другой, более достойной. Но разве не является все это своего рода рабством? Посвятить себя идее во имя своего племени, во имя Бога? Что же, чем выше занимает положение хозяин, тем длиннее становится веревка раба? В этом случае он может резвиться и играть на более просторной арене и умереть, так и не почувствовав веревку. Может быть, это называют свободой?