Роман Головин, 17.10.1981

Когда настала ночь, была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,
И, просыпаясь: «Будь благословенна!» -
Я говорил и знал, что дерзновенно
Моё благословенье: ты спала,
И тронуть веки синевой вселенной
К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла. А в хрустале пульсировали реки,
Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
И — боже правый! — ты была моя.

Вот почему мысли о смерти посещают меня... Потому что мне здесь не нравится! Мне не нравится эта жизнь, она как-то неправильно придумана! <...> Я же обязан содержать семью, заботиться о сыне... Я обязан... Но счастливым-то я быть не обязан! Вот этого от меня никто не может потребовать! Никто! Если ко мне кто-нибудь придёт и скажет: «Вова, Вов, ты подумай о себе. Подумай, подумай наконец о себе, о своей счастливой жизни, подумай, подумай, Вова, подумай!» Я скажу: «Простите! Простите! Я не обязан быть счастливым! Это единственное чем я могу не заниматься!» ... Мысли о смерти посещают меня... да пусть, пусть... Почему так?! За что?! Ну чем я виноват?!