Алексей Мащинов,

После трудного рабочего дня Нью-Йорк возвращался домой: отдыхать, заниматься любовью. Люди торопились покинуть офисы и сесть в машины. Некоторые будут сегодня вспыльчивы — восемь потогонных часов в душном помещении непременно дадут знать о себе; некоторые, безропотные, как овцы, поплетутся домой пешком: засеменят ногами, подталкиваемые не иссякающим потоком тел на авеню. И все-таки многие, очень многие уже сейчас втискивались в переполненный сабвей, невосприимчивые к похабным надписям на каждой стене, глухие к бормотанию собственных голосов, нечувствительные к холоду и грохоту туннеля.

— И только бабы не понимают, как это мы, мужики, выживаем, — вздохнул я. — Мы ж озабоченные дикари. Ищем, куда бы единственную извилину пристроить, тыкаем ею в хитрых и прожжённых женщин...
— Во-во, — поддержал воин. — Хотя... я бы не прочь скинуть пару десятков лет, возвратиться в юношеское «тыкательное» состояние.