Данис Лобастов, 12.02.1988

— Слушайте, Дормидонт Тихонович, — сощуренными глазами провела Донцова по стенам. — У вас книг, по-моему, ещё больше стало.
— Да нет, — слегка покачал Орещенков большой литой головой. — Подкупил я, правда, десятка два недавно, а знаете у кого? — И смотрел чуть весело. — У Азначеева. Он на пенсию перешёл, ему видите ли, шестьдесят лет. И в этот день выяснилось, что никакой он не рентгенолог, что никакой медицины он знать больше ни одного дня не хочет, что он — исконный пчеловод и теперь будет только пчёлами заниматься. Как это может быть, а? Если ты пчеловод — что ж ты лучшие годы терял?…

Я ощущала рубашку телом:
Его рубашка меня хотела!
Его рубашка меня жалела,
Стихи читала и песни пела.
Она баюкала и качала,
Она мою наготу скрывала.
Его рубашка была большая.
Его рубашки не видно края.
Она спасала. Она несмело
Всё о любви рассказать хотела...