Александр Кнотько, 22.03.1971

— Я думал, мы друзья.
— Друг — это тот, кто еще не стал врагом.
— Дешевый цинизм.
— Ну уж нет, не дешевый. Этот цинизм обретен с болью. Этот цинизм выстрадан в ходе черт знает каких физических и психологических пыток.
— Ладно, не дешевый, но все равно цинизм.

По щекам девушки текли слезы, но ее глаза сияли.
— И в этот момент, Атрет, со мной произошло самое поразительное, самое удивительное. В тот самый момент, когда я провозглашала Иисуса Христом, страх покинул меня. Его тяжесть спала, как будто, его никогда и не было.
— Разве ты никогда раньше не говорила об Иисусе?
— Говорила, но это было среди верующих людей, среди тех, кто любит меня. Там я не подвергала себя никакой опасности, говорила от всей души. Но в тот момент, перед Юлией, перед другими, я полностью подчинилась Божьей воле. Он есть Бог, и нет другого. И не сказать им истину я уже не могла.
— И теперь ты умрешь за это, — мрачно произнес Атрет.
— Если в нас нет того, ради чего стоит умереть, Атрет, то в нас нет и того, ради чего стоит жить...