Сергей Полуйкевич, 17.09

Внимательно смотри, вот для тебя урок.
Стал прахом город Медаин{*}, — о, жалкий рок!
Идем же, сердце, в путь. Нам Деджла{*} путь укажет.
Но глубже, чем река, горючих слез поток.
И Деджла плакала, как сто ручьев кровавых,
Чей полноводный бег печален и широк.
И устье Деджлы пьет с ненасытимой жаждой -
Пузырится в жару — и бред ее глубок.
Смотри, она горит от ужаса и горя.
Слыхал ли ты когда, чтоб воду пламень жег?
Плати же, как она зекят{*} слезами платит -
Здесь, у морской губы, — соленый свой налог.
О, если бы река все рассказать могла нам,
Как бил озноб ее всю с головы до ног!
Она сама в цепях и вьется длинной цепью,
Ее пожар загнал и ужас уволок.
Так обратись к развалинам — и ты услышишь,
Как плачет из глубин, невнятный голосок.
Вглядись, как медленно крошатся эти зубья:
Все временно. Все — тлен. Всему назначен срок.
Топчи нас, человек. Мы, как и ты, истленье.
Мы, как и ты, ковер для всех идущих ног.
Как ноет голова от воя сов полночных,
Хотя бы слез твоих нас освежил глоток!
Здесь истина жила. Ее не пощадили.
Поплатится ли тот, кто с нами был жесток?
Изменчива ль судьба, или ее ломает
Тот, кто обуглил наш возвышенный чертог.
Не смейся над моим рыданьем — помни, путник:
Кто слез не проливал, тот низок и убог.
Когда-то Медаин был не беднее Куфы{*} -
Плачь, путник, и пойми, как мой позор глубок.
Ведь камня этих стен так много рук касалось,
Что оттиски легли на каждый уголок.
Привратником здесь был властитель Вавилона,
О, слушай, Туркестан, — трубит военный рог…
Балконы рухнули, отполыхали балки.
Здесь был когда-то пол, здесь — круглый потолок.
Не удивляйся! Там, где соловьи гремели,
Одна сова кричит плачевный свой упрек.
Сойди с коня! Коснись лицом земли бесплодной.
Нам дали мат слоны на злейшей из досок.

Мои величайшие успехи происходили из решений, которые я принимал, когда не раздумывал, а просто делал, что мне подсказывало сердце. Даже если не мог дать разумного объяснения…