Владимир Кныш, 04.08.1979

Вы знаете, это, вообще, счастливое чувство, когда ты знаешь, что к этому нельзя прикоснуться. Мне кажется, что вот, например, в Америке в звёздах есть такой некий... космос что ли. То есть — это где-то там, очень высоко. И в таком положении вещей есть своя прелесть, пусть даже это антидемократично. Но в искусстве есть, вообще, некая антидемократичность, как ни странно. И вот для меня не то, что невозможно было к этому прикоснуться, познакомиться или узнать... Марина для меня была образом в высшем понимании данного слова. Марина — это было что-то такое загадочно-эротичное, что нельзя выразить словами, и в то же время не вульгарное, очень тонкое. И ты мог всю жизнь любить такую женщину, но никогда в жизни её не встретить.

Кто из нас не предавался знойной страсти? Но сердцем, сердцем были мы чисты!