Татьяна Фроловская, 06.04

Указав рукой сначала на себя, потом на Нейла, Эндрю продолжил:
— Помнишь нашу игру? Мы опять играем в честность, по крайней мере, до тех пор, пока мне не надоест. Так вот, сейчас ты будешь предельно честен со мной и скажешь, что я должен сделать, чтобы ты остался.
— Вот тебе немного честности, — Нейл задумался на секунду, — ты мне нравишься и не вызываешь у меня доверия.
— Взаимно, — согласился Эндрю. — Только это ничего не меняет.

Когда я в восьмом часу утра вскочил как полоумный и хватил себя по лбу рукой, то тотчас же разбудил генерала, спавшего сном невинности. Приняв в соображение странное исчезновение Фердыщенка, что уже одно возбудило в нас подозрение, оба мы тот час же решили обыскать Келлера, лежавшего как… как… почти подобно гвоздю-с. Обыскали совершенно: в карманах ни одного сантима, и даже ни одного кармана не дырявого не нашлось. Носовой платок синий, клетчатый, бумажный, в состоянии неприличном-с. Далее любовная записка одна, от какой-то горничной, с требованием денег и угрозами, и клочки известного вам фельетона-с. Генерал решил, что невинен. Для полнейших сведений мы его самого разбудили, насилу дотолкались; едва понял, в чем дело; разинул рот, вид пьяный, выражение лица нелепое и невинное, даже глупое, — не он-с!